Усилием воли я, приказал ей остановиться и насколько возможно быстро следовать за мной. Оставив другого вампира в шкуре священнослужителя (как и ожидалось, он, во всю помогал бедным людям чем мог: утешал плачущих над трупом парня женщин и старух, приказал развязать ныне приговорённых «виновных» и даже распорядился приготовить котел хлебной похлебки, чтобы восполнить силы после случившегося) присмотреть за деревней и её жителями. Я повел Елену подальше от того места.
В дороге, я размышлял как правильней поступить. Я понимал, что на мне лежит огромная ответственность как за жизнь человеческую, так и за вампирскую. Вероятно, план моего брата заключался в том, чтобы показать мне то, что я не в состоянии понять: я совершенно другой человек, хоть даже и внешне мы с ним очень похожи.
Если у брата длинные волосы, который он принципиально, – даже в двадцать первом веке, когда мода прогрессирует в сторону минимализма – не хочет состригать. То у меня, зависимости от модных тенденций того или иного века по-разному. Во времена древнего Египта коротковатая, не сильно отличающаяся от прически обычного смертного. Древний Рим мог «похвастаться» более сложными и многодельными в исполнении искусных мастеров прическами, которые я носил; невзирая на свою Божественную природу, вполне человечную: не слишком бросающуюся в глаза, но и достаточно сложную по исполнению, стильную. А в эпоху средневековья, мне очень нравилось не стричься вообще, не говоря уже о бритье бороды, которая очень хорошо маскировала моё истинное лицо. Когда брат красовался перед художниками пишущими с него картины (он и сам неплохо рисует. У него грациозно получалось писать на скалах шедевры, некоторые из которых освящая историкам события, культуру и быт первых людей, существуют и по сей день), а после повелевал сжигать любое упоминание о себе. Но именно моё несоответствие брату и остальным сородичам, делает меня совершенно другим, человечным существом. И живая Елена тому подтверждение.
