Две дырявые лодчонки резво бежали по волнам разлившейся Ли Цзы, в темя жарила Кзарра, Тсорин старался не отставать от барда.
– Ксанд, чего мы всё время боимся?
– Смею заметить, мы ничего не боимся. Или есть вещи страшнее смерти? Мы просто остерегаемся.
– Хорошо. Остерегаемся – чего?
– Хм, как бы это тебе объяснить, чтобы излишне не задевать твою веру…
Тсорина передёрнуло.
– Лик Иторы весь искорёжен множеством воль. Неважно, нужны ли они нам, нужны ли они самим себе. Важно, что без них Иторе бы жилось ой как спокойнее. А посему – в делах, не требующих суеты, делах истинно важных, я предпочитаю обходиться без лишних свидетелей. Они слишком часто лезут не в свои дела.
Вот так. А чего можно было ждать? Покаяния?
– И вот что ещё. Можешь мне не верить, но все те преграды, что встают на нашем пути – их хромой ногой деланы. А живы мы с тобой, преспокойно плывём по речке, только благодаря моей… осторожности.
– Мечи уже не в счёт?
– Мечи… многие переоценивают их силу. Меч может помочь там, где проще орудовать мечом. Но хорошая осторожность может помочь твоему клинку лучше всякого точила. Кто сразит цель, когда отряд стрелков даёт залп? Смертоносный рой снарядов, или тот, кто вовремя даст поправку на ветер?
– Конечно…
– Вот и помолчи, подумай лучше, я же сказал – твой могучий рык выдаёт нас с головой.
Оставалось только заткнуться, Ксанд был редким человеком, способным сломить могучую волю Тсорина одной, походя произнесённой фразой. Чудеса продолжались.
Не успела бешеная здешняя Кзарра склониться к закату, как они впятером уже гладко скользили на дарёной яхте вниз по течению. Ветер обещал спорый путь до самого Мёртвого моря, случайный чиновник очередного небогатого прибрежного городка если и набирался смелости забираться на борт, то живо удовлетворялся какими-то бумагами, что показывал ему бард. Конных дружинников по обоим берегам Ли Цзы видно не было вовсе.
Сумасшедшая скачка прошлых недель, сменявшаяся лишь яростной рубкой с наседающим противником, казалась теперь чем-то далёким, даже не случавшимся вовсе. Тсорин вольно откинулся в местном раскладном плетёном кресле, помахивая небольшим веничком вместо опахала. Ему было жарко, он даже позволил себе расшнуровать вросшую в тело шнуровку нагрудника, впервые с момента их отбытия из Милона. Что же такое происходит?
Бессловесные матросики муравьями носились по вантам, скрипел такелаж, все трое его сотоварищей, убоявшись духоты каюты, расположились тут же, в тени паруса. Расслабились всё же… или нет. Вот соломенноволосый уроженец Марки, отличный лучник Тарнис бросает на обрывистый восточный берег свой колючий, прицеливающийся взгляд. И лук его не валяется в рундуке, а лежит поблизости, со смазанной тетивой, рядом аккуратно перевязана ленточкой дюжина стрел. Да и Гротт, могучий мечник, не зря играет желваками – верный признак опасности для любого, кто на него не так посмотрит. Разве что граф Моно дрыхнет в своём гамаке абсолютно беззаботно. Впрочем, последний способен урвать двушку времени для здорового сна где угодно, хоть посреди поля битвы.
А что же Ксанд, так ли он спокоен по отношению к их теперешнему положению праздно прогуливающихся по реке знатных господ?
Бард продолжал исполнять непонятно зачем ему понадобившуюся роль местного проводника, у него наготове хранились десятки каких-то чудодейственных бумаг, канцелярской магией которых он наводил преизрядный ужас на встречных любопытствующих, в заплечном же мешке он постоянно таскал с собой неразлучную лизанну.
