– Ксанд, ты же бард? Почему ты нам ни разу ничего не спел?
Тонкоусое гримированное лицо осталось недвижимо.
Ответ последовал нескоро.
– Сейчас не время песен, слишком много моих хороших друзей погибло за последний круг. Слишком много. А вот сыграть, – старик ловко извлёк благородный инструмент из чехла, нежно коснулся струн, подкрутил что-то, прислушался к звуку, удовлетворённо расправил плечи. – Сыграть можно. Вполне может так статься, что в следующий раз не только играть, но и слушать никто из нас уже не сможет.
Мрачное пророчество заставило всех, даже спавшего только что графа Моно, пристально заглянуть Ксанду в глаза. Впрочем, тот не обратил на этот к себе интерес никакого внимания. Он уже присел, согнувшись, и едва-едва коснулся струн.
Не зря лизанну называли королевским инструментом, Тсорин отлично знал, какое это тонкое искусство – на ней играть. На редкие выступления королевских бардов, случавшиеся при дворе Милона, ценители музыки пытались получить приглашение за полкруга. Ложи, партер, балконы всегда были забиты под завязку… Сейчас им предстояло нечто не менее захватывающее, хотя… как может сочетаться тонкий гриф лизанны с содранными в кровь мозолями на держащих руках, привыкших к мечу и дорожному посоху?
Лизанна дрогнула и запела.
Словно журчание весеннего ручья полилось из её широкого лона, лёгкое, свежее, светлое, живое. Оно искрилось и сверкало, проникая до самых глубин души, растворяя в себе усталость, гнев, страх, все те чёрные пятна, что неминуемо оставляет на нас жизнь.
Вот прогремел гром первой майской грозы, вот – налетел бесшабашный ветер, неся с собой свежесть и лёгкость – верные спутники начала новой жизни.
Вплетаясь искусным узором, мелодию пронзила птичья трель, ещё неуверенная, простуженная с зимы, но уже такая радостная. Ей не нужно было причин для этой радости, ей не нужно было целей в этой жизни. Она просто была, пела, цвела, радовалась и смеялась.
Тсорин словно пробудился ото сна – таким резким оказался возврат из мира зачаровывающих созвучий к нашей действительности. Как бы нехотя вокруг начали ворочать головами его товарищи, трое матросов у фальшборта никак не закроют удивлённые рты… Додт тебя задери.
Он решительным шагом направился к выходу. Пещера своей тишиной, своим беспрестанным гробовым молчанием лишь казалась упрятанной в немыслимые глубины Иторы. Только сделай шаг, и ты уже всей грудью вдыхаешь ток свежего горного воздуха, ощущаешь прохладу сонного камня, скользкого от росы, гладкого, покойного…
Ему едва удалось устоять на крутом карнизе, нависшем над туманной долиной. За ним незрячей глазницей чернел грот, а впереди зияла пустота. Он поплотнее завернулся в плащ, качаясь на носках, заглянул куда-то вверх, словно искал там, в бледных предутренних небесах, ответы на свои вопросы. Впрочем, они пришли вовсе не оттуда.
– Я снова явился, человек. Как ты просил.
Он не стал оборачиваться на этот голос, если надо, его хозяин покажется сам.
– Ты как будто ждал.
– Я вовсе не ждал, у нашего народа есть особое чувство времени. Мы знаем, когда должно явиться. Это ваша история – клубок случайностей, у нас всё иначе.
– Это наше счастье, ты не находишь? В неведении. Мы не ведаем, сколько нам суждено прожить. Нам суждено по жизни делать страшные и странные открытия. Вы же это всё просто знаете.
– Возможно.
Было странно наблюдать эти лёгкие и быстрые движения. Долгожданный гость не мог не удивлять своим видом, уже третий раз они встречались лицом к лицу, но лишь впервые сошлись так близко, так невероятно близко для представителей двух чуждых друг другу рас. Да и как понять это призрачное на вид существо, оказывающееся столь страшным противником в бою.
