Роскошное название Прогресо поначалу, казалось, никак не соответствовало портовому городку к северу от Мериды. На кривых улочках стояли дома из глины и камня, крытые пальмовыми ветвями. Но потом правительство провело между Меридой и Прогресо железную дорогу, установило телеграф, построило новый пирс. И город стал главным местом, через которое с полуострова вывозили юкатанскую коноплю Хенекен. В новом Прогресо здание муниципалитета было теперь с мраморными ступенями, а корабли – большие и маленькие – заходили и выходили из порта под завязку загруженные товаром. По сложившейся традиции, капитаны не отказывались взять на борт пассажиров, даже не спрашивая, почему им понадобилось так срочно уехать, – в Мексике для этого много причин.
Лоре договорился с капитаном судна, на котором уже не один год перевозили тюки юкатанской конопли и еще кое-какой левый товар. Кассиопея и Хун-Каме делили на двоих одну каюту с двумя койками. Белье было чистым, но, кроме раковины, стула и зеркала, из удобств больше ничего не имелось. На судне не было комнаты для курения и даже кают-компании – самый простой морской грузовичок.
– Здесь будет тесновато, – сказала Кассиопея.
– Поищем хорошее жилище в Веракрусе, – ответил Хун-Каме, засовывая чемодан под одну из коек.
– Но ты и я… мужчина и женщина…
Назидания священника, мамы и дедушки, машинально повторенные ею, – вот что это было. Аморально. Даже остаться с мужчиной одной за закрытыми дверьми считалось аморальным.
– Я не человек, – равнодушно сказал Хун-Каме, сел на стул и положил руки на подлокотники. Он привык сидеть на троне, и поза была соответствующая.
Кассиопея взглянула на него и подумала, что выглядит-то он как мужчина. А если кто-то спросит, что сказать? Нет, он бог, понимаете ли. Быть с ним не грех, хоть он и красив как демон.
Если начать подсчитывать грехи… ох, тогда она точно влипла. На данный момент ей, наверное, придется прочитать пятьсот молитв с четками. Побег из дома, разговоры с демоном… нет, лучше не задумываться.
Чтобы отвлечься от мыслей о сердитом лице священника, девушка села на кровати и начала чистить апельсин. Она купила их целую сумку, пока они бродили по порту. Откуда ей знать, будут ли их здесь кормить.
– Хочешь один? – спросила она Хун-Каме. – Или ты не ешь?
– В Шибальбе мне не нужна подобная еда, но сейчас, пока я еще не стал самим собой, не откажусь.
– Ну, тогда бери.
Она протянула апельсин. Хун-Каме медленно взял фрукт и некоторое время просто держал его в руке, как будто не знал, что с ним делать. А ведь и правда не знал – взглянул на ее пальцы и начать очищать кожуру.
– Скажи, а как ты оказался в сундуке? – спросила девушка. Апельсиновый сок капал с ее подбородка, и она вытерла его тыльной стороной ладони.
– Из-за предательства.
– Из-за предательства? А как с этим связан мой дедушка?
– Смертные молились нам, слагали в нашу честь гимны, совершали жертвоприношения, сжигали благовония. Был целый культ, но потом они перестали это делать. Однажды твой дед сильно порезал руку, потекла кровь, и тут я услышал, что он произносит правильные слова, умоляет меня прийти. Мне стало любопытно, и я пришел. Самые большие жертвоприношения всегда были кровавыми, и я подумал, что увижу что-то необычное. К несчастью, это была ловушка. Твой дед работал на моего брата.
Снаружи раздались крики капитана, отдававшего команды перед отплытием. Якорь поднимется в любую минуту. Кассиопея не боялась воды, она ныряла в сеноты с раннего детства. Если бы пришлось ехать на поезде, возможно, она бы больше волновалась.
