Они сели в машину и собрались выезжать со двора, а я залезла ногами на подоконник и с высоты нашего второго этажа через форточку махала им ручкой на фоне заходящего красного солнца, которое бросало в стекла моего окна свои предвечерние багряные лучи, освещая действительно похожее на древнее, но теперь уже современное стойбище людей, которое в нашем веке расположено среди сплошного асфальта и бетона.
Фима
В это время у меня на далеком лесном кордоне произошел чересчур напряженный обмен крайне противоположными мнениями с моей мамой. Дело вышло таким образом.
После отъезда друзей-охотников папа Витя снова поддавал, допивая оставшуюся водку и отсыпался, а мы с мамой ни с того, ни с сего неожиданно разгорячились и принялись на полном серьезе выяснять между собой личные отношения. Я теперь сама стала уже взрослой девочкой, задавала ей конкретные вопросы прямо в лоб и постепенно раскрутила ее на откровенный разговор. В конце концов, она полностью раскололась как грецкий орех и честно призналась:
– Твой возрастной друг и наставник Фима является твоим настоящим биологическим отцом, а от папы Вити у тебя остается только фамилия и отчество.
Я страшно удивилась и не поверила ей, потому что Ефима Давыдовича в наших краях здорово уважают как видного ученого и благородного человека. Из-за этого я сильно усомнилась и с недоверием категорически обвинила ее:
– Ты набиваешь себе цену, мама.
Она молча вытащила из семейного альбома и положила на стол рядом две фотографии – мою и Фимы. Я внимательно глянула на них, сравнила и вынужденно согласилась:
– Какое большое сходство! Один к одному. А как же тогда мой папа Витя?
– Мы все – Фима, я и ты черноволосые как уголь, а твой названый папа Витя блондин. Подумай сама своей головой, о чем это говорит? – окончательно убедила меня мама.
Только сейчас я обратила на это внимание. Теперь получается такая удивительная картина, что по паспорту я русская, отец мой натуральный еврей, а мать – чистокровная башкирка.
– Тогда кто я есть на самом деле? – задаю ей, и сама себе заведомо риторический вопрос.
Единственно точно и однозначно выяснилось, что я произошла от еврея. Стало понятно, откуда у меня способности схватывать все на лету, легко усваивать учебный материал, и явная склонность к изучению языков. Фима, как и все евреи, своих детей не бросает. Именно он так удачно назвал меня Дианой, замечательно предвидя всю мою будущую жизнь. Фактически, это он обучил и воспитал меня. Все эти годы проявлял заботу обо мне, помогал одевать и обувать, а кормились мы от леса и приезжавших к нам охотников, поэтому скотину не держали вообще, кроме десятка курей-несушек вместе с красавцем петухом в сарайчике. Мяса у нас всегда было навалом и морозильник трещал битком набитый. По праздникам мы еще дополнительно лакомились вкусным глухариным мясом.
Глухари осторожничают и ближе пятидесяти метров к себе не подпускают. Сразу падают вниз для разгона и улетают на большой скорости. Однако мое мелкокалиберное ружье надежно берет их и с этого расстояния, тем более что я хорошо знаю, как их обходить и откуда к ним надо подкрадываться. Мне известно, конечно, где у глухарей находится токовище, но туда надо приходить в определенное время и ждать, когда у них начнутся любовные игры, а долго ждать никому не охота, особенно в моем молодом возрасте. После токовища глухари размножаются с такой быстротой, что я не успеваю их отстреливать. Поэтому я снимаю глухариную самку прямо с дерева, причем только одну, так как по своим большим размерам – это настоящая летающая курица, которой нам на троих вполне хватает. Петухов я принципиально не трогаю. Приезжие из города любители обычно охотятся на крупную дичь и на глухарей практически не реагируют от слова совсем, но это их законное право.
