Богоявленское. Том 2. Смута - страница 17

– Погано конечно, что от земли своей тронулся. А ротмистр вроде мужик хороший.

– Ладно, чего брехать об энтом? Ты давай лучше вот что, приходи-ка к нам вечерять ноне, чего тебе тут одному делать?

Митька не думая согласился. Коротать свой маленький отпуск в одиночестве ему совсем не хотелось. И оказавшись на пороге зажиточного дома Митрофана Спиридоновича Мищенко, на Митьку мгновенно нахлынули приятные воспоминания юности. Будто и не было этих двух лет, настолько всё здесь было по-прежнему. Все те же каменные пристройки в леваде дома семьи Мищенко – амбар и несколько сараев. Всё та же скамейка возле забора и оплетённая виноградом беседка между домом и летней кухней.

– Митька? Ты? Бог мой!

– Тишка! – радостно крикнул Митька и бросился к старику. – Ну, что же ты кричишь-то, а? Постарел ты, отец. Постарел.

– Да так это я, Митюха, по-стариковски. Хоть тебя перед смертью увидал, а то свово Ваську, видать уже не дождусь.

– Митюха! – сбежав с крыльца, бросилась ему на шею Злата.

– Ну-ка, ну-ка, – взяв Злату за плечи, заулыбался Митька. – Неужто это тот самый казачок, что и в проклятый лес ходить не боялся? Скажите на милость, какая барышня получилась.

Злата улыбалась, сияя зелёными глазами. По моде причёсанная, одетая в дорогое шёлковое платье, она была так невообразимо хороша, что и в самом деле больше походила на барыню.

– Ну, что толчётесь у порога? – послышался голос Митрофана Спиридоновича. – Давайте-ка все в хату.

И протянув свою широкую ладонь Митьке, он добавил:

– Ну, здорово, служивый! Проходи к столу, будь гостем дорогим.

А стол у Митрофана Спиридоновича, ломился от разносолов. Здесь были и пироги с мясной начинкой, вареники, сметана, творог, фаршированная рыба, борщ с мясом, солёные арбузы, в кувшинах квас, узвар, самогон и конфеты «Геройские» с Козьмой Крючковым на обёртке.

Пусть Митьку не всегда тепло принимали в большом, просторном доме Мищенко, но даже в те дни, когда Митрофан Спиридонович видел в нём конкурента своему сыну Арсению в делах сердечных к старшей княжне Сенявиной, двери этого дома для него не закрывались. А теперь, когда он пришёл героем, казалось и вовсе все прежние разногласия были забыты. Для Митьки же, за долгие годы дружбы с Арсением, семья Мищенко стала почти родной. Он смотрел на них и благодарил про себя Бога за то, что дал ему возможность снова их всех увидеть, и Митрофана Спиридоновича, и его добрую жену Василису Ивановну с четырехлетней Симой на руках, и Тишку, честного, бескорыстного старика, и любимого друга Арсения с Глашей, и весёлую, всегда такую беззаботную Злату.

– Значит, Митюха, у Сталлупенена воевал? – спросил Митрофан Спиридонович. – Читали в газетах, читали.

– Да, в двадцать седьмой дивизии. Ох, и досталось нам от немцев энтих. Они нам, как ударили во фланг, третьего нашего корпуса, так Оренбургский полк напрочь разбили. Во какого жару задали.

– Ну, Сталлупенен-то, всё-таки взяли?

– Двадцать пятая пехотная взяла. Там двадцать девятая дивизия на выручку подоспела. Во фланг шарахнули и дело с концом.

– Эх, война-война, мать её в душу, – вздохнул Митрофан Спиридонович.

– Коряво началась война энта, Митрофан Спиридоныч, чаво гутарить. Я вот слыхал, кубыть перед боем никто из офицеров и не знал не о расположении, не о направлении удара немецкого.

– Как всегда, – махнул рукой Митрофан Спиридонович. – Авось наша россейская. И, как то война энта ещё на хозяйстве нашем аукнется? Ведь мы только-только вырвались на первое место в мире по темпам роста в промышленности, количество товаров на экспорт увеличили ажник в два раза. И всё это за каких-то тринадцать лет.