С этими словами я рванул прямо на поле, где проходил забег. Это был кратчайший путь наперерез. Каким чудом я успел проскочить буквально за полметра перед ближайшей мчавшейся на меня лошадью – я, наверное, и сам бы не смог объяснить.
– Эй, придурок! – донесся до меня голос жокея. – Тебе жить надоело, что ли? А другие здесь при чем?
Следом за этим возгласом раздалось лошадиное ржание и пронзительный свисток милиционера. Этого мне только еще не хватало!
– Стояяяять! – заорал он. – А ну стоять, паршивец, кому говорю!
«Так», – лихорадочно соображал я. «Если я сейчас попадусь этому менту, то… Хотя ему можно будет вложить того журналюгу… Ага, сейчас! С ним они наверняка если не в сговоре, то как минимум в условном нейтралитете: один отстегивает местной охране, а вторые его и ему подобных не трогают. А вот несовершеннолетние, делающие ставки на ипподроме с помощью полукриминальных посредников, наверняка привлекут милицейское внимание. Так что оторваться нужно любой ценой!».
Я прибавил скорости – и, как в кино, с разбегу запрыгнул на забор, ловко залез на самый его верх и спрыгнул по другую его сторону.
– Ну попадись мне еще, поганец! – услышал я за забором досадливый голос милиционера. – Я из тебя всю дурь-то повыбью, если родители не сумели!
Но все мое внимание уже было приковано не к этому менту, а к нашему маргиналу, который, тяжело дыша, стоял на автобусной остановке. Рядом стоял неровный деревянный забор, отгораживающий какую-то стройку. Странно, почему он не рыпнулся туда? Ведь на стройке затеряться намного проще – ну, если только, конечно, тебя не просечет сторож или рабочие. Он настолько был уверен в своей неуловимости и в нашей наивности, что решил спокойно у всех на глазах уехать на автобусе?
Я огляделся – Сени с Левой видно еще не было. Зато рядышком с нашим новоиспеченным знакомым стояли те два брата-близнеца, которых недавно в нашем присутствии выгнали из бассейна за неудачную попытку познакомиться с девочками-пловчихами. Они так же нетерпеливо смотрели вдаль, дожидаясь автобуса.
«Так, пока Лева с Сеней обойдут, пока найдут остановку», – размышлял я, «он может уже уехать. Значит, придется действовать в одиночку. Главное только – не спугнуть…»
Я осторожно подкрался к этому типу сзади – он был настолько увлечен тем, что пытался справиться со своей одышкой, что в принципе можно было подходить к нему хоть спереди. Убежать ему бы все равно сил уже не хватило – видимо, пресловутая чекушка во внутреннем кармане все-таки была его постоянной спутницей, и его физических способностей хватало только на то, чтобы худо-бедно выбежать с ипподрома.
Дождавшись, когда подъедет автобус и маргинальный журналюга сделает первый шаг в его направлении, я крепко схватил его за шиворот.
– Иди-ка сюда, голубчик! – зло проревел я сквозь зубы. – Хрен тебе, а не автобус. Давай-ка лучше поговорим, куда ты дел наши деньги.
Маргинал скосил глаза, увидел меня и его физиономию исказила гримаса ужаса.
– Помогиииитеее! – завопил он на всю улицу. – Грааабяят, честного человеееекаа!
– Да ты совсем уже охренел, что ли, честный человек! – не выдержав, заорал в ответ я. – Ты нас только что обуть хотел! Я тебя предупреждал, скотина ты такая, чтобы ты не жульничал? Я спрашиваю, предупреждал?
С этими словами я хорошенько тряхнул его тщедушное тельце. Он завращал глазами и вдруг обратился к близнецам, которые продолжали стоять на остановке – видимо, им нужен был не этот маршрут:
