Пока с холма сходила вода, все кыши продолжали квартировать у Туки. По утрам, завтракая салатом из первоцветов, они обсуждали важные кышьи проблемы.
– Ну и кто мне скажет, почему во время спячки кышам снятся хорошие, сладкие сны, а после спячки – пресные или горько-кислые? – хрустя примулой, осведомился Тука.
Чтобы сосредоточиться, он вытянул под столом задние лапы и тщательно почесал одну о другую. Этому Туку научила большая навозная муха.
Дысь, в отстиранной белой жилетке, которую отыграл накануне у Люли, повёл пушистыми усами, хлебнул брусничного чая и важно поддакнул:
– Именно так, кыши, именно так. Сегодня мне приснился пренеприятный сон, в котором большой задастый синий заяц расселся на верхушке нашего Дуба и жрал с него сосновые шишки. Заяц был очень большой и очень синий, но странно не это. Скажите, откуда на Дубе взялись сосновые шишки?! Брррр! Какая гадость! Приснится же такое!
Кыши пооткрывали рты от ужаса, и Сяпа, как самый пытливый из них, тихо, почти беззвучно, спросил:
– А ты, Белая Жилетка? Что в это время делал ты?
– Неуместный вопрос. Разве у меня был выбор? – нахмурился тот. – Подметал за ним шелуху, что же ещё?
Кыши одобрительно закивали – чистота у них стояла на первом месте. Все налили себе ещё по чашке чаю и дальше чаёвничали молча. Впрочем, Люля разок нахально заикнулся о том, что Туке не мешало бы отдать ему проигранную слюду, но прикусил язык под осуждающими взглядами друзей. Насытившись, сотрапезники встали из-за стола и разошлись по делам.
Солнце припекало так сильно, что всё кругом таяло. Тука решил проведать Хнуся. Но, добравшись до поваленного клёна, он обнаружил под ним лишь хрустальную россыпь ледяных осколков.
– Хнусь! Хнусь! – стал звать Тука, заглядывая под ветки.
Тщетно: Хнуся нигде не было.
Тука решил заложить круг побольше и обследовать близлежащую местность. Замирая от дурных предчувствий, он выбрался из-под клёна на открытое место южного склона, где уже появилась ярко-зелёная молодая травка, а сугробы превратились в огромные лужи, и огляделся. На влажной чёрной земле зелёными островками возвышались кочки. На одной пышным кустом выросли одуванчики. Их толстые стебли тянулись к солнцу. Тука поднял глаза. На «зонтике» из цветочных шапок виднелось розовое пятнышко – шкурка Хнуся. А выше, в небе, разворачивалась огромная ворона, готовящаяся спикировать на маленького, безмятежно спящего кыша.
– Ой-ой-ой! – вскричал Тука. – Хнусь, миленький, разве ты не видишь эту страшную птицу, желающую тобой полакомиться? Кыш-соня, ты пригрелся на солнышке и уснул, дурашка, позабыв главное правило кышей: «Проснувшись после зимней спячки, больше не спи!» Под тобой выросло целое семейство одуванчиков и утащило тебя вверх.
Розовый комок зашевелился наверху и сладко зачмокал.
«Не слышит! – испугался Тука. – Что делать?» Он заметался в панике, выискивая, чем бы отпугнуть хищную птицу, но не нашёл ничего лучше обломка ежевичной ветки. Расставив задние лапы шире, Тука взял колючую ветку наперевес и приготовился к обороне.
Ворона снижалась… Её чёрный силуэт заслонил собой небо. Вот она открыла свой страшный клюв, растопырила цепкие когти. В бездонных маслянистых глазах мелькнуло отражение спящего Хнуся. Кышей накрыло тёмно-фиолетовой тенью…
