– Ти-ши-на. Нам придётся… хм-м… оптимизировать процесс обучения. Насколько я помню, экзамен на учебной машине у вас… у нас… ожидался в конце июня, потому что в феврале чинили тренажёры, но в связи со слиянием нам приказано устранить все задержки и отставания от учебного плана. А согласно плану, этот экзамен должен был состояться уже сегодня.
Курсанты взвыли. Кажется, ещё немного – и даже хвалёная моральная нормативность, которую психологи возвели в ранг профессионально важных качеств наряду со скоростью реакции, не удержит их от бунта. Бессмысленного и беспощадного.
– Спасибо, что не вчера!
Лицо заведующего, ещё мгновение назад способное к демонстрации хоть какого-то подобия сочувствия, сделалось серым и жёстким, как скол гранитной породы.
– Экзамен на учебной машине через неделю. Оставшиеся три, – судорожный взмах руки означал «а там как пойдёт» – будете в авральном порядке осваивать тренажёр боевой, потому что на каникулах вас сюда не пустят. И я очень рекомендую каждому, кто хочет попасть по осени в первую и вторую волну практики на боевых истребителях, при сдаче экзамена постараться. Оч-чень рекомендую.
– А остальные?
Кто задал этот вопрос – неизвестно. Быть может, то прозвучало само мироздание. Заведующий чуть пожевал сухими губами, потом решительно одёрнул китель.
– Приступят к вылетам с задержкой в полгода. Минимум.
И совсем глухо прозвучало финальное:
– Альтернатива – перевод с реактивной скоростной авиации в дальнюю.
В «Колизее» воцарилась гробовая тишина. Кто-то хрустнул костяшками пальцев. Кто-то гипнотизировал взглядом зачётку, пытаясь, подобно алхимикам прошлого, превратить приписанные часы налёта на учебном «Херувиме» в реальные.
Хрен редьки был не слаще. Всё, как обычно, упиралось во время, и стрелки на без того спешащих часах обернулись перекрестьем прицела. Всё, что не упиралось во время, упиралось в платёжеспособность. Собственного ли государства (на пресловутые двадцать процентов читай «родительского кармана»), иностранного ли – для тех, кто прибыл учиться по обмену, – итог был один. Наполовину отснятый фильм «Рыцари неба» можно было прямо сейчас переименовывать в «Голодные игры».
К шести часам вечера подоконники и столы в кафешках лётного училища украсились пёстрым ворохом флаеров с эффектным логотипом «Вектора тяги». Страшно опустошённый, Андре Соньер забился в нишу между двумя широкими окнами. Пустота эта ни капли не походила на облегчение, которое могла бы испытывать какая-нибудь агитационная «этажерка» начала позапрошлого века, пустившая по ветру социалистические листовки. Раз за разом Анри перечитывал короткое текстовое сообщение от отца, пока и слова, и даже буквы на экране планшета не потеряли всякий смысл.
«Не буду напоминать, ради кого продан особняк твоей покойной матери, а сам я любуюсь отечественной промзоной из угловой „однушки“, но и эти деньги подходят к концу. Так что хоть помри, а стань лучшим пилотом.»
Острая кромка бумажного листа прошлась по коже на побелевших костяшках пальцев. Анри выронил последний флаер на пол и разжал кулак, отстранённо наблюдая, как царапина проявляет себя тонкой сетью алых капель. Ещё пару лет назад он бы моментально набрал отцовский номер, сорвался б на крик – орал бы в трубку что-то вроде «Иди ты к чёрту! Это не моя мечта! Плевал я на твои лётные рекорды и завещание матери!»
Время шло. Кровь оставалась кровью и в авиационный керосин не превращалась.
