С продажей квартиры рухнула последняя надежда. Всё уже не будет как раньше. Никогда. В его спальне будет жить какой-нибудь придурок, за их обеденным столом будет собираться придурошная семья и пить свой придурошный чай. Он не знал покупателей, но ненавидел их всей душой, будто это они виноваты в том, что его прежний мир развалился на острые осколки. С сёстрами он частенько не ладил, но никогда не представлял, что они будут жить отдельно, и уже сейчас скучал по ним, по маме и по прежней скучно-привычной жизни.
На мост, ведущий к деревне, въехали вместе с сумерками. По обеим сторонам от него тускло светились шарообразные фонари, дорога петляла и убегала вперед, пряталась за деревьями. Разнокалиберные домики тонули в пышной зелени. Старолисовская напоминала лес, да она и была лесом, только немного окультуренным. Вскоре асфальтовая дорога сменилась грунтовкой, а дома стали попадаться реже, они боязливо выглядывали из-за деревьев, пристально всматривались в чужаков кособокими окнами с деревянными наличниками. Хатки и домики словно выплыли из прошлого вместе со скамейками и кудрявыми липами. Словно воссозданная тематическая деревня, какие порой ставят на День города, но там всё было яркое, броское, как витрина в детском магазине, а здесь всё настоящее, жилое, местами сильно потрепанное и потрескавшееся от времени и непогоды.
Крис нарочно делал вид, что ему ни капли не интересно, но мельком поглядывал в окно. Более или менее прилично выглядел только центр деревни. Правда, вместо привычного асфальта площадь была застелена серыми булыжниками в обрамлении мха. Зелень всех оттенков и фактур отвоевывала каждый миллиметр и без труда побеждала цивилизацию. Крис фыркнул: вот это глушь! Какой интернет? Тут, наверное, колесо ещё не изобрели.
Он проводил взглядом мальчишку на ржавом велосипеде, оглядел стаю деловито бредущих вдоль обочины гусей, заметив прыгающих с ветки на ветку белок, охнул от изумления. На несколько секунд забыл, что ему скучно, обидно и страшно. Отец что-то рассказывал о детстве в Старолисовской, но Крис его почти не слушал, погрузился в обиду, выцепил только пару фраз о том, что тут есть развалины дворянского поместья, семь мостов, а лес вокруг дикий и легко заблудиться.
Баба Люба не ждала их и не вышла встречать, пришла со стороны центра, когда они перенесли вещи в дом. Увидев пухлощекого внука в белой рубашке с отглаженным воротником, недовольно нахмурилась.
— Привёз мне головную боль.
Григорий Николаевич покачал головой.
— Не переживай, он у меня не бандит. Поможет тебе, да, Крис?
Крис с удивлением заметил в папе неприятную перемену, тот словно уменьшился в росте, да и голос почему-то прозвучал тоньше. От него не укрылось, что папа называет собственную маму баба Люба, а свекровь — бабушка Вера. Вроде небольшая разница, но значительная. Да и само слово не очень-то подходило этой женщине. Её можно было бы назвать худой, если бы не круглый «пивной» живот и мускулистые руки. Словно её собрали из запчастей для трех человек, и двое из них — мужчины. Цветастый халат только усиливал этот гротеск и пугал, как яркая окраска ядовитого насекомого. Крис насупился, снова пожалел, что добрая и мягкая бабушка Вера досталась его сёстрам, а ему это незнакомое недружелюбное существо с мужицкими бицепсами.
Баба Люба поставила корзину на стол, махнула рукой.
— Ужина нет. Если голодные, в холодильнике молоко, в хлебнице пусто. Терпите до завтрака.
