Читать онлайн Анна Вэл - Брахмачари

Трудно сказать, что побудило меня написать эту историю – потребность излить кому-то душу, банальное желание оставить что-нибудь в назидание для потомков, нереализованные творческие амбиции или, быть может, нечто совсем другое.

Я недавно читал интересную книгу по ведической астрологии – там тип моей сочетаемости планет определяет продолжительность жизни не более чем 46 лет. Не думайте, что шучу, но я немного обрадовался. Умирать – это совсем не грустно. Может быть, я жить устал? Мне уже 25. Считается, что это кризисное время – в лучшем случае, треть жизни прожита. И действительно, никогда не был пессимистом, но сейчас жизнь меня давит, нигде не вижу просветов: мне не удалось добиться тех духовных целей, на которые я рассчитывал (не говоря уже о материальных, типа чёрного «Феррари» или мраморной виллы в Греции). Вот уже в который раз я собираюсь уехать, оставить этот город и клуб, где я работаю, но почему-то я всё ещё здесь. Хотя, если рассуждать здраво, и ехать-то мне некуда. Родители уже давно махнули на меня рукой как на неудачника и человека, у которого не всё в порядке с головой. Ещё бы, в их представлении я был психом, отдавшим своё имущество одной восточной религиозной организации, потому что просто не хотел иметь что-либо в своей собственности. Я раздал все свои вещи, оставив только самое необходимое, и ушёл жить в один из ашрамов1, став монахом. Отец тогда сказал, что лучше бы я был наркоманом, чем сектантом, потому что от наркотической зависимости избавиться гораздо легче, чем промыть мозги «тупому зомби», каким я был и, наверное, до сих пор остаюсь в его глазах. Просто мой отец знал не всё…

В тот период я испытывал жуткий кризис, внутренние проблемы и глубочайшую депрессию, и единственно правильным для меня вариантом мыслил лишь уход – либо из жизни, либо от действительности… Возможно, у меня был просто кризис эго. Ко мне пришло немного другое видение мира, и от такой интенсивной усложнённой практики у меня в голове произошёл сдвиг: как-то всё стало тихо-тихо, как будто утром выходишь на улицу и видишь падающий снег. Думаю, это переоценка ценностей. Помню только ощущения и мысли. Всё переплетается в голове: сны – с воображением и с эхом действительности, а реальность представляется в искажённом виде. Но годы в ашраме всё равно были самыми лучшими в моей жизни. Я испытывал настоящее счастье и, вместе с тем, некое глубинное, всецелое опустошение. Опустошение, которое, как мне казалось, наоборот наполняло мою жизнь новым смыслом. Мои душа и тело не могли жить иначе, потому что для меня это значило жить, как все остальные – окованным путами материального мира и зажатым в тиски Сансары2. Я верил в божественное происхождение своего Учителя3 – лидера секты, истинность Учения и обещанное нам светлое будущее, и так же верил в то, что моё главное предназначение – быть монахом.

А потом случилось непредвиденное – нашего Учителя по ложному донесению обвинили «во всех смертных грехах» и арестовали. Мы подвергались гонениям, в здание ашрама несколько раз врывались люди в погонах и устраивали обыски. Размахивая какими-то постановлениями, они забирали с собой на дознание по 2—3 человека, и потом приезжали за остальными. Я тоже не избежал этой участи и провёл несколько дней в КПЗ, давая показания, хотя толком не знал, что вообще происходит. Позже выяснилось, что нашего Учителя просто подставили другие лидеры секты, мечтавшие завладеть её имуществом. Но это никого не волновало, правда никому не была нужна…

Когда я покидал ашрам, я чувствовал себя изгнанным из Рая. Мне казалось, что моя жизнь снова потеряна и больше не имеет смысла. Возможно, я был слабым и ведомым – зависимой личностью, которая нуждается в Учителе. Одним словом, типичным сектантом с присущей ему психологией и внутренними комплексами. И я не знал, куда мне идти дальше, и что это такое – вернуться в материальный мир.

Здесь я должен уточнить, что многие мои духовные братья остались в ашраме, но уже с другим Учителем и, получается, совсем в другой религиозной общине, проповедовавшей иные ценности. В моих глазах они были предателями и вероотступниками, хотя я и обещал самому себе не судить людей и их поступки. Мы все несовершенны. Новый лидер секты объявил меня Иудой, что ещё больше подорвало во мне всякую веру в справедливость. Мне хотелось закричать на весь мир о своей правде, но это было всё равно что кидать горох об стену. Такие борцы за правду никому не интересны и, более того, мешают. Зачастую их удел печален. Учитель говорил, что нельзя ни в коем случае обижаться на обстоятельства, на людей и на мир. Мне оставалось только смириться.

Денег у меня не было и в этом городе я никого, кроме братьев по ашраму, не знал, а о возвращении в родительский дом не могло быть и речи. И я решил, что нужно для начала выйти на трассу, поймать попутку и уехать отсюда как можно дальше, чтобы всё забыть. Я был наивен. Разве можно так легко предаться забвению?! Поскольку ашрам находился практически за городом, мне не составило труда дойти пешком до главной дороги, из вещей у меня были только рюкзак и небольшая тканевая сумка с эмблемой нашей организации. Когда-то давно мне уже приходилось ездить автостопом, поэтому я встал на обочине, вытянув руку и подняв вверх большой палец. Но, видимо, моя монашеская одежда не располагала к доверию и отпугивала водителей. Первая машина остановилась лишь минут через сорок, когда я уже, казалось бы, потерял всякую надежду.

– О, привет! Харе Кришна4! – сказал мне водитель – веселый молодой парень в очках.

– Я вообще-то не кришнаит, я из других5…, – ответил я.

– Да мне без разницы, садись давай! Вместе веселее ехать, а то мне еще часов пять рулить до родного города.

Так мы и познакомились, и эта встреча изменила все мои планы и, возможно, всю мою жизнь.

Хозяина машины звали Юра, он был модным ди-джеем (DJ Yurik) и совладельцем небольшого ночного клуба, как он выразился, «чисто для своих».

– У нас тоже типа секты – полностью закрытый клуб, и можно войти только по клубным картам или личному знакомству. Само собой, строгий фейсконтроль6 и дресс-код7, и абсолютная засекреченность. К нам приходят только свои, кто в теме: всякие фрики и неординарные люди, клабберы8, идейные тусовщики – сказал Юра. – Но ты, наверное, далёк от всего этого.

– Ну я же не всегда был монахом, да и музыку до сих пор люблю слушать. В основном электронную, типа ambient, minimal-electro или psichodelic chill-out9.

– Ого, да ты в теме! Наш человек, значит! – и он улыбнулся. – Кстати, тебе вообще куда надо? А то я даже не спросил.

– Если честно, я и сам пока не знаю, – ответил я. Спустя паузу, я неожиданно для самого себя рассказал Юре всё, как было – и про свою жизнь в ашраме, и про обыски, и про арест Учителя, и про то, что идти мне абсолютно некуда. Он слушал меня очень внимательно, а потом вдруг предложил:

– Если хочешь, можно будет пожить первое время у нас в клубе. Условия, конечно, не очень, но зато бесплатно. Хотя ты, наверное, привык к отсутствию комфорта. А если ещё и делать что-то полезное умеешь, то считай, что работой ты обеспечен.

– Спасибо! Я вообще-то с техникой дружу и есть опыт работы в студии звукозаписи. Ещё в компьютерах неплохо разбираюсь.

– Ого, неожиданно! Не зря я тебя на дороге подобрал! Нам как раз нужен человек, который будет следить за световым и звуковым оборудованием. Сложного там ничего нет, я думаю, ты быстро разберёшься. Ну что, согласен?

И я согласился.

В город мы приехали поздним вечером. Юра сказал, что сегодня клуб не работает, и у него как раз есть возможность мне всё показать. А ещё по пути мы зашли в супермаркет, и он купил для меня фрукты и орехи, спросив перед этим, что я вообще ем. Видимо, у меня хорошая карма, раз первый встреченный мной человек оказался таким отзывчивым, накормил и приютил. К тому же он относился ко мне как к равному, не считая неудачником, безумцем или опасным сектантом. И мне почему-то казалось, что у Юры за плечами тоже имеется какой-то духовный опыт и что раньше жизнь его была не так безоблачна, как сейчас. Но лезть ему в душу я не имел права, полагая, что если человек сам захочет раскрыться, то обязательно рано или поздно это сделает.

Выйдя из машины, мы прошли через разрисованную граффити арку вглубь какого-то старого дворика и остановились рядом с неприметной железной дверью. Никаких вывесок или опознавательных знаков не было, и о том, что здесь находится ночной клуб, никто из посторонних точно бы не догадался.

– Я же говорил, что место секретное, – подмигнул мне Юра. Достав ключи из кармана, он открыл дверь и пропустил меня вперёд.

Я думал, что нужно будет спускаться куда-то в подвал, и не ошибся: бетонная лестница, выкрашенная в ярко-красный цвет, вела вниз. На стене, в которую так или иначе упирался взгляд каждого, была сделана надпись, занимающая всё пространство от потолка до пола:

«Глядя вслед уходящим поколениям, невольно думаешь, а что останется после всего этого? Музыка, фотографии, вспышки в памяти, люди, с которыми тебя что-то связало навсегда или очень надолго… Эмоции и воспоминания.

Так, наверное, и будет. Но пока существует то, что питает всё это, то место, в которое мы приходим, когда нам хорошо или плохо, когда мы хотим побыть в компании себе подобных или когда нам нужно одиночество – все будет продолжаться! «SVOBODA/EXISTENCE» начинает очередной этап своей истории, не сказать, чтобы новый, но уж точно и не старый! Он будет просто ДРУГОЙ. Причудливые переплетения старых стен и новых лиц (и наоборот), новые имена, прежние знакомые… Не изменится лишь то, что клуб «SVOBODA/EXISTENCE» останется местом не для всех. И не только потому, что он маленький, а просто потому, что здесь всегда были МЫ и пели НАШИ песни! И так будет всегда, или не будет никак».

«SVOBODA/EXISTENCE», по-видимому, было названием клуба и означало «Свобода/Бытие». Я очень удивился, потому что эта фраза в моем понимании имела какой-то философский подтекст, отсылающий, как минимум, к Камю10 или Кьеркегору11, и уж никак не ассоциировалась с ночным клубом.

Честно говоря, я был впечатлён – я реально стоял на пороге какого-то странного, особого места, с пока что не знакомым мне содержанием и энергетикой, хотя внутренне я чувствовал, что это место тоже может стать моим.

Слева была еще одна металлическая дверь с расположенной над ней неоновой вывеской. Юра снова пропустил меня вперёд.

В интерьере клуба преобладали красные цвета, на стенах были развешаны кубинские флаги, портреты Че Гевары12, изображения кубинских городских пейзажей, а также куча афиш, рекламных постеров и фото с вечеринок. Помещение показалось мне совсем небольшим. Помимо центрального зала с барной стойкой и сценой здесь был еще чилл-аут13 зал, вход в который закрывали плотные портьеры. И вообще вся эта обстановка чем-то напоминала дом, в котором живут представители богемы и часто проходят тусовки. Создавалось ощущение, что ты попадаешь в иной мир – дружбы, тесного контакта, сборища единомышленников. Да и могло ли быть иначе в клубном пространстве размером с квартиру? Я почему-то вспомнил трехстишие японского поэта: «Чужих меж нами нет. Мы все как будто братья под вишнями в цвету