Брак по-американски - страница 15

– Не похоже, что это у нее случайно вырвалось.

Мы хихикали, а двуспальная кровать глухо стучала в стену.

– Думаю, она притворяется.

– Тогда и остальные тоже притворяются.

Лицом к лицу с Роем я столкнулась только через месяц. Я снова была в комнате у Андре. Рой пришел часов в десять утра, чтобы стрельнуть мелочи на стирку. Он обошелся без учтивостей вроде стука в дверь: «О, прошу прощения», – сказал он, зайдя в комнату. Но его извинения прозвучали как удивленный вопрос.

– Моя подруга, – сказал Андре.

– На самом деле подруга или…? – спросил Рой, тут же наращивая обороты.

– Если хочешь знать, кто я, спроси меня, – вид у меня был еще тот: бордовая с белым футболка Андре, волосы забраны под сатиновую шапочку для сна. Но нужно было постоять за себя.

– Ладно, и кто ты есть?

– Селестия Давенпорт.

– А я Рой Гамильтон.

– Рой Отаниель Гамильтон, если верить тому, что я слышала через стену.

А потом мы просто уставились друг на друга, силясь понять, что нам обещает эта встреча. Наконец, Рой отвел взгляд и попросил у Андре четвертак. Я перевернулась на живот, согнула ноги в коленях и скрестила лодыжки.

– А ты интересная, – сказал Рой.

Когда он ушел, Андре сказал:

– Знаешь, он ведь только притворяется таким простаком.

– Я заметила.

В Рое таилась некая угроза, а я после истории в Говарде категорически не хотела ничего угрожающего.

Думаю, тогда просто время еще не пришло. Следующие четыре года я не говорила с Роем и не думала о нем – к тому моменту колледж вспоминался мне как старая фотография из другого столетия. Но, когда мы снова встретились, изменился даже не он сам. Просто то, что раньше казалось мне опасным, теперь стало казаться «настоящим», и именно этого я страстно жаждала.

Но что такое «настоящее»? Невзрачное первое впечатление? Или день, когда мы обрели друг друга вновь, почему-то именно в Нью-Йорке? Или все началось по-настоящему в день нашей свадьбы? Или когда прокурор Богом забытого города заявил, что Рой может скрыться от правосудия? Судья посчитал, что, хоть родина подозреваемого – Луизиана, сейчас он живет в Атланте, а потому не может быть отпущен под залог или поручительство. Услышав решение суда, Рой едко хохотнул: «Так что, на родину всем плевать?»

Наш адвокат, друг семьи, но от этого не менее щедро оплачиваемый, заверил, что мужа я не потеряю. Дядя Бэнкс заявлял ходатайства, предоставлял документы и направлял возражения. Но, несмотря на это, Рой провел за решеткой сто дней, прежде чем предстал перед судом. Месяц я жила в Ило с родителями мужа, спала в комнате, которая могла спасти нас от всех бед. Я ждала и шила. Звонила Андре. Звонила родителям. Когда пришла пора отправлять куклу мэру, я не смогла заставить себя запечатать створки коробки из плотного картона. Рой-старший сделал это за меня, и звук отрываемого скотча не давал мне уснуть в ту ночь и еще много ночей подряд.

– Если все пойдет не так, как надо, не жди меня. Я этого не хочу, – сказал Рой за день до суда. – Шей кукол и поступай так, как посчитаешь нужным.

– Все пойдет так, как надо, – заверила я его. – Ты невиновен.

– Срок мне грозит серьезный. Не хочу, чтобы ты загубила свою жизнь из-за меня, – его глаза и губы говорили противоположные вещи. Как человек, который говорит «нет», а сам кивает.

– Никто не собирается никого губить, – сказала я. Тогда я еще не потеряла веру. Я верила в лучшее.

Андре тоже приехал на суд. Он был свидетелем со стороны невесты на свадьбе и свидетелем защиты в суде. Перед слушанием он попросил меня подстричь его и дал мне ножницы. Я стала пилить дреды, которые он отращивал четыре года. На нашей свадьбе они стояли стоймя, как непокорная поросль, но, когда я обрезала дреды, на волосы, наконец, подействовала гравитация и они повернулись к воротнику. Когда я закончила, Андре провел рукой по неровным завиткам, которые теперь покрывали его голову.