Брак по любви - страница 21

Ясмин подошла к восьмидесятисемилетнему мужчине, поступившему ночью по скорой с жалобой на боли в животе.

– Значит, ничего серьезного? – спросил мужчина, обращаясь к доктору Гриффитсу.

Ясмин поискала в документах имя пациента.

– Мистер Ренфрю, – сказала она, – если не возражаете, мне нужно вас осмотреть. Это не займет много времени. Пожалуйста, поднимите сорочку, чтобы я могла быстро прощупать ваш живот.

– Послушай, сестричка, – отозвался мистер Ренфрю, – без обид, но лучше просто делай, что тебе говорят. Лады?

Она, разумеется, уже представилась («Меня зовут Ясмин, я врач»), но пациент явно пропустил это мимо ушей. Неудивительно. Нельзя ожидать от старого больного человека, что он всё поймет с первого раза.

Несколько больше удивляла готовность мистера Ренфрю довериться доктору Гриффитсу. Ясмин оглянулась через плечо. Доктор Гриффитс возился со стетоскопом, засунув его под свою пижамную куртку. Он внимательно прислушивался к своему сердцебиению, с глубокомысленным видом склонив голову набок.

– Амоксициллин, пятьсот миллиграммов. М-м-м. М-м-м. Три раза в день, во время еды.

Манера общения с пациентами у него была превосходная. Он говорил с мягким, но непререкаемым авторитетом, подрываемым лишь шлепанцами, пижамой и длинной ниткой слюны, тянувшейся из левого уголка его морщинистых губ.

– Меня зовут доктор Горами, – сказала Ясмин. – Этот господин когда-то был терапевтом, но около тридцати лет назад вышел на пенсию. Сейчас он должен находиться в койке в соседней палате. – Уголком глаза она заметила, что на поимку беглеца уже спешит Анна, одна из санитарок.

– Без обид, но, по-моему, в моем возрасте это неправильно, – сказал мистер Ренфрю. – Вот что я получаю. Мне морочат голову. Уж извините.

– Доктор Гриффитс, – сказала Анна, беря его под локоть, – пора возвращаться в кабинет. У вас полная приемная!

– Ничего страшного, – сказала Ясмин мистеру Ренфрю. Он выглядел настоящим душкой: облако седых волос, круглое, как попка младенца, лицо и дрожащий при разговоре подбородок, словно он вот-вот разразится слезами. Должно быть, у него была долгая ночь.

– Я зайду к вам попозже, – сказала Ясмин. – Постарайтесь немного отдохнуть.

Миссис Адейеми сидела на краю койки в пальто и обуви, положив сбоку от себя собранную сумку. Ясмин предстояло оформить бумажки, необходимые, чтобы ее выписали, выдав все нужные лекарства. Пеппердайн огорчался, видя, что пациенты подолгу дожидаются выписки, зря занимая койки. Ясмин не хотела навлечь на себя один из его мрачных взглядов. Но она только что потратила почти полчаса, разбираясь с блокадой телевизионной комнаты. Время от времени такое случалось, но обычно по вине кого-то из пациентов с деменцией. Ум миссис Антоновой был остер как гвоздь. Ясмин удалось выманить ее с помощью банана и мандарина (из собственного ланч-бокса), а также обещания, что она лично починит радиатор за койкой миссис Антоновой, шпаривший в режиме адского пекла.

Ясмин вошла в систему компьютерного терминала на сестринском посту. Если удастся улучить хотя бы десять минут, она сможет отправить бедную миссис Адейеми домой.

– Представь, Ясмин, вчера на работе я прошла двенадцать километров.

К ней обращалась Ниам – одна из сокращающегося штата медсестер. Казалось, с каждым днем сотрудников из агентства становится все больше. Не успеваешь выучить их имена, как они снова исчезают.