Но для бабушки девочка пропала. Да и для отца тоже.
После развода с женой Игорь стал как-то стремительно сдавать.
Уже вовсю катились десятые годы нового века.
Странно, конечно, уходить от мужа, когда тебе сорок.
А с другой стороны, и не странно – дочь выросла, муж охранник, а вокруг вьются улыбчивые ахмеды и арсланы в масле. Не только работа, но и отдых уже давно и без мужа – в Турции, маршруты пробиты, контакты налажены, на точке стоят молодые дуры из области.
Совсем не странно состоявшейся женщине пожить для себя.
Собственно, из-за ахмедов всё и случилось.
Возвращаясь с дежурства, Игорь зацепился с тремя азербайджанцами.
Слово за слово, те за ножи, а Игорь в Чечне в разведбате служил, там его хорошо поднатаскали.
В общем, одного из нападавших он задвухсотил, другие сбежали.
Подключилась диаспора. Нож горячих южных парней из материалов следствия и вещдоков куда-то пропал, записи с камер тоже. А вот данные экспертизы, что Неустроев был в подпитии, – сохранились.
И превратились в отягчающее.
Леночка пыталась помочь бывшему, занесла и адвокату, и следакам.
Но, видимо, другая сторона занесла больше.
Игорь получил двенадцать.
И, что хуже всего, с лишением боевых наград.
Отобрали афганскую «отвагу» и «мужика» за Чечню. Последнее обидело особо.
Орден Игорю дали за то, что целую ночь гасил чехов из ПК, закрепившись на перевале, не давал бойкам спуститься вниз, где дымила и орала, постепенно затихая и истекая кровью, группа спецназа, угодившая в засаду.
Он был из второй группы, выдвинувшейся на помощь.
Стрелкотня была настолько плотной, что ни мы, ни духи не могли подойти к попавшим в засаду.
Игорь был ранен, но от пулемёта не отошёл.
Утром прилетели вертушки, и тех, кто дожил до утра, эвакуировали.
Игоря тоже.
Кстати, в Чечне он и стал Узбеком.
…В Киеве уже во всю скакал Майдан, когда Неустроева посадили.
Анна Михайловна как-то окаменела после этого. Она вроде бы уже привыкла к непростой и забористой судьбе сына.
Не то, чтобы привыкла, но утешилась.
Во время его первой командировки в Чечню она вошла в храм.
По настоящему.
И уже не выходила.
Когда стало тяжело ходить на службы, молилась дома.
«Вместе с патриархом», – говорила Анна Михайловна. То есть с включённым телевизором, по которому показывали патриаршее богослужение.
Но суд и тюрьма будто добили её.
Всегда общительная, даже в старости, Анна Михайловна как-то замкнулась.
А тут ещё и глухота…
* * *
И вдруг пошёл снег.
Без мороза, на мягком ноле.
Над Бахмутом и вдоль всей линии фронта от Клещеевки до Курдюмовки и дальше на юг – на Горловку и Ясиноватую – закружил, повалил неровными хлопьями чистый, липнущий к одежде и броне снег.
Он засыпал изрытые воронками поля и срезанные артой почти до корешков лесополки, неубранные тела бойцов, выжженную изнутри технику.
Снег покрывал желто-рыжую глину развороченного «Казбека», откуда торчали вырванные доски и лохмотья маскировочной сети, заполнял пустые выпотрошенные цинки для патронов, а главное – закрывал и примирял своей белизной разномастный камуфляж, который в несколько слоёв пестрел на бруствере и вокруг бывшего опорника.
Снег шёл и ещё кое-где желтел из-под снега натовский пиксель, резал взгляд противоестественный на белом зелёный отличительный скотч на шлемах укропов, в одном-двух местах торчала отечественная цифра.
Но постепенно, взмах за взмахом белых облепленных снегом ресниц впереди и вокруг становилось всё белее и белее.
