Точнее рядом.
Осколки собрала кабина «таблетки».
Водитель погиб на месте, прошитый насквозь через бронежилет осколком величиной с половину ладони взрослого мужика.
Страшный, с рваными зазубренными краями, следами круговой насечки и латинской маркировкой сколок ста пятидесяти пяти миллиметрового натовского снаряда застрял с бронеплите позади водителя.
Полезной, если в тебя что-то летит сзади.
И абсолютно бессмысленой, когда спереди или сбоку – того или другого. Сопровождавший санитар отделался контузией и вторичными осколками, стеклом посекло лицо.
«Таблетка», летевшая по не очень хорошей, прямо скажем, дороге, но никак не меньше семидесяти – резко клюнула носом.
Водитель последним осмысленным движением или уже на рефлексе от удара осколка – вдавил педаль тормоза. Машина встала.
А хохол только вошёл во вкус.
И следующий прилёт пришёлся метрах в семидесяти от них, за почерневшей «восьмидесяткой».
Она и приняла на себя взрывную волну и осколки, полагавшиеся им.
– Спасибо, братцы, и после смерти выручаете! – с теплотой подумал о танкистах Звонарь, отодвигая боковую дверь санитарки и обегая кабину к двери водителя.
Счёт шёл не на секунды, а ровно на то время, которое нужно обученному расчёту американской гаубицы для перезарядки, доводки и выстрела.
Плюс подлётное время.
Семь километров – это десять, девять, восемь, пять, шесть…
Соболь вдавил газ, и «таблетка», она же «буханка», сначала неуверенно, затем всё быстрее заревела, вписываясь в поворот.
Неуверенно, потому что вёл одной рукой.
Привычно морщась от боли.
Какая по счёту война, и ничего нового!
…Впрочем, новое было.
Над ними висела «птичка», к бабке не ходи. Она и наводила.
Били по раненым, по эвакуационной команде.
(Хотя… сверху красные кресты не видны. А то, что внутри военные – это факт, тут не поспоришь.)
Поэтому следующий прилёт накрыл то место, где они стояли только что.
Эх Соболь, Соболь…
Взрыв пришёлся аккурат в то место. За «восьмидесяткой». Только теперь уже перед ней.
Потому что Соболь вырвал машину с этого проклятого поворота, «таблетка» уже уходила в сторону лесополки.
Только одно «но».
Одно проклятое «но».
В момент взрыва, повторяя изгиб дороги, машина опять вильнула, подставляя кабину как раз стороной водителя.
«Живы́й в по́мощи Вы́шняго, в кро́ве Бо́га небе́снаго водвори́тся, рече́т Го́сподеви: засту́пник мо́й еси́ и прибе́жище мое́, Бо́г мо́й, и упова́ю на Него́. Я́ко То́й изба́вит тя́ от се́ти ло́вчи и от словесе́ мяте́жна: плещма́ Свои́ма осени́т тя́, и под криле́ Его́ наде́ешися: ору́жием обы́дет тя́ и́стина Его́. Не убои́шися от стра́ха нощна́го, от стрелы́ летя́щия во дни́, от ве́щи во тме́ преходя́щия, от сря́ща и бе́са полу́деннаго. Паде́т от страны́ твоея́ ты́сяща, и тма́ одесну́ю тебе́, к тебе́ же не прибли́жится…»
Макс не помнил, что было за минуту до того, но прекрасно понимал, что происходит сейчас. И помнил все молитвы.
В мирной жизни он алтарничал, был чтецом на службах.
– Ребята, есть такой хороший псалом, девяностый! Давайте я его почитаю.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
