– …у него аллергия на глютен!
– Аллергия – это мелочь. В то время, как дети… Шесть лет и два года – это очень маленькие дети…
– Да-да! Маленькие! Старший с особенностями – никак не разговорится. А девочка, младшая…
– …обстановка в Газе, сами понимаете… ну не способствует она выживанию детей. К тому же дети – это товар. Понимаете, мадам? В том смысле, что они являются источником органов…
– …перестаньте, прошу вас!!! Они не в Газе! Они где-то здесь, в Израиле!..
– …относительно детей никаких гарантий дать не могу… И ещё: мне недостаёт информации. Каков род занятий вашего сына и его жены? Может быть, их исчезновение связано с их профессиональными занятиями?
– Ах нет! Что вы! Какие там занятия! Я, конечно, сумасшедшая еврейская мамаша. Слишком сильно любила единственного сына. Мой муж был русский, поэтому я Сидорова. Но он умер, когда Саше было всего пятнадцать. Фирма осталась целиком на моих плечах. Сын, мама, фирма: вот вся моя жизнь за последние десять лет. Кстати, девичья фамилия моей матери – Мосейчук. А моя фамилия по отцу – Меламед. Так что мой сын только на четверть еврей – и мне это его объевреивание не по сердцу. Правда, не по сердцу. Но я его не виню, потому что воспитывали мы его по-еврейски: тряслись над ним, баловали. Сначала спецшкола, потом престижный вуз, женитьба, занятия самоусовершенствованием…
– Чем???
– Саша полиглот. Учит языки. Разные языки. Но как это можно применить?.. Я так думаю: были бы знания, а уж применение им можно найти. Так что их с женой занятия можно охарактеризовать одним словом: домоседы. Иногда небольшие туристические поездки. Последняя обошлась мне недёшево…
– ???
– Седьмое октября Саша и его жена Настя встретили в Германии. Плавали на теплоходе по Рейну. Гастрономический тур. А детей с нянькой оставили в Тель-Авиве.
– Нянька?
– Да. Русскоязычная женщина из Цхалтубо. Манана. Она-то и бегала каждый день с детьми в бомбоубежище. Ах, такая хорошая. Так многим мы ей обязаны. Я, разумеется, отблагодарила и её.
– Она тоже пропала?
– Нет. Она отвечает на мои смс-ки в ватсап. Возможно, она сейчас в Тель-Авиве. Ах, я же и с вами должна расплатиться. Я привезла аванс и необходимую сумму на расходы, как договаривались, в шекелях.
Ася нашарила под собой сумку. Они устроились за крошечным столиком в кафе, на самом проходе. Со всех сторон обтекаемые разноликой вороватой толпой, оба беспокоились не только о сохранении конфиденциальности их неординарной беседы, но и о сохранности крупной суммы в наличных шекелях (таково было условие Иннока), находившейся во вместительной сумке Аси.
Сумка у Аси действительно большая. Такую очень неудобно держать на коленях. Наверное, поэтому Ася продела в ручки сумки свою пухлую лодыжку и сунула сумку под стул, на котором сидела. Так ей казалось и надёжней, и безопасней. Однако теперь, когда деньги уже пора вытащить из сумки и передать Инноку, она запуталась в этих ручках, ножках, замках. Широкие, удобные туфли соскочили с её ног. Живот мешал толком нагнуться. Не становиться же на карачки, право слово. Да и прикасаться ладонями к загаженному полу ей тоже не хотелось. Ася тяжело дышала. Теперь уже не слёзы, а пот залил её лицо. Иннок пришёл ей на помощь. С изяществом и ловкостью, странными для человека его комплекции, он извлёк из-под Аси её сумку и освободил от ручек Асину лодыжку. Затем, опустившись на одно колено, он вернул на место Асины туфли со словами:
