Сразу за входом небольшой навес. За прилавком разбитной малый моих лет. Гора пирожков и бочонок с чем-то. Надо бы присмотреться, что почём. Тем более что ни ценников, ни меню какого-никакого нет. Смотрю, мужик берёт три пирожка, подаёт какой-то медяк, да ещё и сдачу получает.
Достаю Никину мелочь. Из меди самый крупный здесь пятак, это я и раньше знал. Его и подаю.
– Каких тебе пирогов-то, барин?
– А какие есть?
– А любые – с требухой, с картошкой, с грибами солёными.
– Ну и дайте всех по одному.
– Ишь ты, дайте, на вы мне говорит. Откуда такой взялся? Неужто из столицы какой?
– А с чего Вы взяли?
– Да только там скубенты всякие с простым народом так разговаривают. И с чего бы? А здесь мне так, почитай, впервые сказали. Ну ладно, вот Вам, барин, с пятака три копейки сдачи и четвёртый пирог впридачу. Они у меня на копейку пара!
Сейчас сыт буду. Сяду на обрыве в траву и спокойно поем. Выхожу под арку, перехожу дорогу, спускаюсь вниз, где утром дремал. Сажусь. В руке уже три пирожка, один дожёвываю. Так и не понял с чем. Значит, здорово голоден. Со студенческих времён такого не было.
Остальные ем медленнее. Чувствую и требуху, и всё остальное. Надо бы запить. Может, «Бендтъ» открылся?
Подхожу. Окошко открыто. За стакан минеральной воды взяли три копейки. Ничего себе, четыре пирожка и то дешевле оказались!
Вот теперь можно и пройтись не спеша. Сколько у меня в запасе? Ого, ещё полтора часа. Далеко уходить нет смысла, а по кварталу-другому да около пристаней вполне можно прогуляться.
Галерея Мучных рядов вдоль Красной пока ещё цела. Конечно, не Гостиный в Питере, а всё равно красиво. Лавки, народ толпится. Обживусь, надо будет посмотреть, кто чем торгует. Просто интересно. Да и кто знает, как здесь жить придётся. Бомжевать и побираться явно не буду, не тот характер. Значит, придётся как-нибудь зарабатывать на жизнь. Это если здесь надолго задержусь. А как надолго? Ника почти год здесь, устроился. Пока непонятно, он домой уже хочет или ему здесь ещё интересно. А может, вполне благоденствует и никуда отсюда не собирается?
Непохоже. В голосе что-то чувствуется. Тоска не тоска, но что-то было. А ведь он только начало своё здесь рассказал, первые полдня. Но как он в гимназию попал – и не в приготовительный класс? Наверняка класс шестой-седьмой, если по возрасту. Не по своему же паспорту учится! Да и паспорта в девятнадцатом веке явно не в четырнадцать лет выдавали. И потом, он ещё ребёнок, хоть и хорохорится. Юридически ребёнок. И в гимназию его должны были устраивать родители или кто-то в этом роде. Ну не могли принять ни в какую гимназию паренька с улицы безо всяких документов! Разве что в годы войны какой или смуты, когда трупы на дорогах и толпы голодных сирот. Так тогда не до гимназий, хоть в приют, чтобы с голоду не умереть. И фамилию бы с его слов записали. А тут вполне благополучное время и невесть откуда свалившийся в него мальчик. Да, умный, да, знающий то, о чём здесь и не подозревают. Но эти знания он никому предъявить не может! В лучшем случае за фантазёра сочтут. Впрочем, это всё потом. Сначала, как пишут в шпионских романах, легализация. Значит, должно быть какое-никакое свидетельство о рождении, или как оно здесь называется – метрика? А если класс не первый, что очевидно, то какие-нибудь бумаги хотя бы из другой гимназии. Опять же плата за обучение. Если он застрял у этого Стёпки, то на правах крестьянского сына. Конечно, с середины девятнадцатого века сословные грани понемногу уже стирались, вчерашние крепостные миллионщиками становились, дети их в университетах учились, но здесь-то подросток пятнадцати неполных лет без каких бы то ни было связей. Благодетель нашёлся?
