Смотрю вправо. Два мужика обсуждают цены на доски для флигеля. То ли себе, то ли подрядились кому-нибудь построить. Разговор как разговор. Лесу на восемь восемьдесят пять, гвоздей на пятьдесят копеек, кровельщику за работу семь восемьдесят, ещё что-то. И всего за флигель шестьсот рублей. Много или мало – кто ж его знает…
Впереди берег. Справа к Шексне знаменитая усадьба – по открыткам помню. Жаль всё же, что в истории города копался, открытки рассматривал – сейчас было бы всё внове. Гуляй по городу и открытия делай. А тут ходишь да старые виды вспоминаешь.
– Приехали, выходить пора! – раздаётся сзади.
– Да я обратно поеду.
– Как знаете.
Подаю копейку с половиной.
Теперь смотрю на город. Кажется, всё на месте кроме новой биржи и элеватора. Да, и каланчи не видно. Модерновой ещё нет, а старая мелковата, чтобы с Волги быть заметной. Это если направо не смотреть, где давно уже от девяти этажей и выше. В будущем, конечно, времени. Буксир тащится медленно, по сторонам множество барж. Кажется, по ним всю Волгу перейти можно. Пристани вверх чуть ли не до горизонта. Одни баржи уходят, другие швартуются, третьи стоят на якоре, очереди ждут. Всё работает.
Схожу на берег. Начало второго, скоро Ника подойдёт, учить меня уму-разуму будет. Время созерцания, похоже, заканчивается.
– Ну и как в гимназии?
– Что ты как отец спрашиваешь?
– А что, тебя отец каждый день о гимназических подвигах допытывается? Как там по латыни, греческому, опять же закону божьему? И информатику, небось, не забывает. Чай, самый любимый твой предмет здесь. Звонит тебе оттуда, как же без контроля родительского, деньги на твой номер кладёт, непонятно, правда, по какому курсу (или автоплатёж для удобства?), а ты, естественно, всегда доступен. Мол, брюки наглажены, мундирчик чистенький, замечаний нет, в карцер не попадал ни разу и вообще через неделю на каникулы приеду, на дискотеке оттянусь…
– Миш, ты хохмишь или издеваешься?
– Уже в рифму начал? Ладно, не нервничай. Так, шутить пытаюсь. Что мне ещё остаётся делать? Между прочим, я вдвое старше тебя, больше чем на пятнадцать лет. Это или очень старший брат, или очень юный отец. Так что, почему и не спросить…
– Как это очень юный отец? Мне ведь сейчас почти пятнадцать. Что, уже пора?..
– Да успокойся ты. Не красней. Я видел, как ты бежал сюда, дышал как паровоз. Надо было тебя как-то успокоить, отвлечь. Вот сейчас всё в порядке. Рассказывай.
– О чём?
– Не об оценках же. Это потом как-нибудь.
– Да что гимназия! Я сегодня места себе не находил!
– Я так и думал.
– Почему?
– Я считал тебя умнее. Ты встречаешь утром человека из своего времени, весь на эмоциях начинаешь рассказывать ему свою историю, обрываешь на половине и убегаешь в гимназию. И я поверю, что ты мог от всего этого на полдня отключиться, сидеть себе на уроках и о них только думать?
– Действительно. А ты как?
– А что я? Съел несколько пирожков, побродил по берегу, перебрался за Волгу на пароме и сразу вернулся. Да, встретил какого-то деда, бывшего учителя словесности, он меня русской речи учил.
– А, знаю. Александр Павлович. Вижу его иногда. Но он на пенсию ещё до меня вышел, я у него не учился. И всё?
– А что ещё?
– Как что? Даже если за эти полдня ты понял, где находишься, и спокойно смотрел по сторонам, меня ты тоже вряд ли ждал просто так.
– А кто ты такой, чтобы я нервничал? Королева Елизавета?
