Выныриваю из сумасшедших размышлений и выглядываю в окно. Там уже знакомый проспект. Несколько улиц, поворот налево и начнётся частный сектор. Мы проезжаем мимо материного бара, дальше Стёпа вместо навигатора подсказывает дорогу. Я же настраиваю себя на предстоящий разговор с любимым человеком.
Мой поворот. Сердце пропускает удар.
Свет фар выхватывает идущую по улице женщину в тёмно-сером пуховике. Сердце срывается в галоп.
— Это не… — тянет Стёпа.
— Тормози, тормози! — кричу я, кажется, напугав в машине вообще всех.
Рывок вперёд, резкий назад, замерли.
— Я поняла, что ты больная, но не подумала, что ещё и на голову! Какого хрена?! — ведьма приходит в себя первой.
А какого, собственно говоря, хрена? Как я сейчас объясню, что мне уже домой нельзя и не надо, когда мы уже почти приехали?
Стёпа… Миленький… Вот сейчас ты должен поступить как обычно, предложить мне перекантоваться у себя, пока мать не успокоится, переждать бурю… Что же ты молчишь, Стёпочка?
Ну-у, понятно. Обидно до соплей зелёных, но понятно. Конечно же, Стёпа сейчас ничего не скажет. Не посмеет предложить у него переночевать, чтобы свою Камилочку не расстраивать, а то ещё надумает ведьма всякого.
Ладно, я справлюсь. Папа говорил, что я сильная…
— Спасибо, Стёп. Вот правда, так приятно, что я до сих пор могу на тебя положиться. — сама не знаю, откуда во мне это ехидство. На меня это совсем непохоже. — Хорошей ночи. — открываю дверцу и беспрепятственно вываливаюсь из машины.
Голова почему-то кружиться начинает. Аж мажу рукой мимо двери, пытаясь её захлопнуть. Да и плевать. Стёпка закроет. Уж за это его ведьма не проклянёт, я надеюсь.
Пока я, как дурочка, ждала от Стёпы привычных слов, мать, слава богу, успела зайти домой. Её не видно ни у калитки, ни во дворе. Даже в этой ситуации я нахожу плюсы — хорошо, что скандал не на улице разразится, Камиле на радость.
Быстро толкаю деревянную калитку и, прижав к себе сумку, бегу к крыльцу. Свет из прихожей даёт умеренное освещение. В небольшом окне вижу, как мать вешает на вешалку свой пуховик и тащит с шеи шарф.
Ком к горлу подбирается.
Меньше всего мне хочется идти домой. После сегодняшнего… Глаза бы мои её не видели! Да мои глаза и не должны были её сегодня видеть — она сегодня в баре должна была в ночную остаться.
Я с девятого класса мечтала свалить из дома. Не потому, что как другие мои одноклассницы грезила огнями столицы и светскими тусовками, а чтобы её не видеть и не слышать. Хотя… это мой дом, вообще-то!
Вздыхаю, пытаясь собраться с силами, и осторожно давлю на дверную ручку. Отчаянно давлю, до упора.
Не поддаётся.
От осознания происходящего разумом овладевает паника.
В смысле, она заперла дверь?!
Стучу в окно, чувствуя, что меня вот-вот швырнёт в дичайшую истерику. Прислоняюсь к стеклу, чтобы убедиться, что мать всё ещё в прихожей, и тут же от него отстраняюсь.
— Что? — звук отстойный, но я разбираю её слова. — Нагулялась?
— Дверь открой.
— И не подумаю. Иди туда, где была. Куда ты там собралась, тварь неблагодарная? В самостоятельную жизнь? На свободу? Подальше от меня и брата? Чеши. Флаг в руки, барабан на шею…
— Дверь открой! — срываюсь на крик. Горло тут же словно колючей проволокой сдавливает. — Это мой дом! Ты не имеешь права…
— О правах вспомнила? В детдом тебя нужно было сдать, гадину такую. Ты смотри на неё, живётся ей херово. На всём готовом. Обижаю я тебя? Не люблю? Лень с братом сидеть и заниматься?
