— Вы… ты… Зачем? — хватаю ртом воздух и едва чувств не лишаюсь.
Что брат ведьмы делает в моём дворе?
Взгляд мечется.
Пакет в его руках, с логотипом аптеки… Принёс мне лекарства? А зачем? Чтоб добро не пропадало? Почему он? Почему не мой Стёпка? Что это вообще за наглость такая? По чужим дворам ходить, как…
Злость гаснет так же внезапно, как и вспыхнула. Совесть не позволяет ей распахнуть крылья и развернуться в моей душе. Я же вообще у него в доме была, у него в спальне, хоть та спальня и ничуть не выглядела чьей-то. Он всего-то вошёл во двор. Я его переплюнула.
— Чего ты там долбишь? — орёт мать. — Илья только уснул! Только ему температуру сбила, гадина ты такая. Заразила мне ребёнка…
А ничего, что она там орёт, как припадочная? Это Илюхе спать не мешает, нет?
— Я тебя сейчас кипятком оболью!
Низкая, полупрозрачная занавеска отлетает в сторону. Красное, перекошенное злобой лицо матери появляется в окне. Освещение на крыльце становится лучше.
Я вижу, что этот Дмитрий так и смотрит на меня, не отрывая руки от стекла. Будто чего-то ждёт. Будто я ему что-то должна.
А может, не будто? Может, ждёт? Денег за лекарства, например. И срать он хотел, что я эти лекарства не просила и не хотела!
— Это ещё кто?! Ты кого, сволочь, притащила в дом?!
При таком освещении глаза мужчины выглядят карими, гораздо темнее, чем есть на самом деле. Он поднимает их вверх, глядит в окно и очень невозмутимо произносит:
— Добрый вечер. Я принёс лекарства, которые Лиля забыла в машине. Вижу, у вас семейные проблемы…
— В машине? — мать чуть ли не клюёт носом в стекло, пытаясь лучше разглядеть стоящего на нашем пороге мужчину. — Ты с кем спуталась, Лилька?! Это что, это за мужик тебя на машине катает?
Господи… Что делать? Что делать-то?!
— В гости не напрашиваюсь. — громко объявляет брат ведьмы. — Завтра загляну. — вижу, как его рука ныряет в карман штанов и появляется тут же снова, уже с телефоном. — Вы бы пустили дочь домой. Болеет всё-таки. — продолжает как ни в чём не бывало. — А то девочка устала и замёрзла. Наделает глупостей ещё. Пойдёт в полицию. Мне придётся идти вместе с ней. Отдавать им запись вашего разговора вместе со своим телефоном… Мы ведь с вами взрослые люди, в отличие от вашей дочери, нам не нужны эти проблемы, правда?
Что?
— Что?! Какую ещё запись?!
Я не вижу, что он там ей показывает в своём телефоне, повернув его экраном к ней, но замечаю, что это действо не длится дольше пары секунд. Так обычно в фильмах поддельные удостоверения показывают.
— Ну-у… Ну, погодите у меня. — шипит мать, задёргивая занавеску.
Воцаряется напряжённое молчание. В нём отчётливо слышны мои хрипы и резкий, оглушающий звук провернувшегося механизма замка.
Всё? Она даже не выйдет?
Что он ей такого показал? Какая ещё, к чёрту, запись, если он только-только подошёл?
Брат ведьмы криво усмехается, кося на нашу дверь. Суёт телефон обратно в карман и поднимается на ступеньку выше.
— Держи, не болей. — протягивает мне пакет.
Да не хочу я от него ничего принимать. И помощь мне его была не нужна. Она теперь ядовитым осадком лежит на моих лёгких и моём горле. Просто потому, что не он... Не он должен был мне помочь, а тот, кто делал это постоянно, из года в год. Вот Стёпке бы я на шею бросилась, а этого… оттолкнуть хочется. Ударить. Он же наверняка всё своей сестре расскажет. Будут смеяться надо мной…
