Братья Гракхи, внуки Сципиона - страница 2

Человек в сенаторской тоге тяжело вздохнул:

– Хотелось бы еще немного пожить и кое-что в жизни сделать. Прежде я изучал юриспруденцию и неплохо выступал в суде…

– Послушай, Сенатор, – перебил его старик, – я не спрашиваю твоего имени, оно мне ни к чему, а ты можешь звать меня просто Философ. А по имени мы будем называть нашего доброго Марка, потому что его вряд ли кто-то занес в проскрипционные списки и у него в отличие от нас есть надежда выжить. Хотя если он будет торчать здесь на виду и потчевать беглецов всякими яствами, то легко могут и занести. Знаешь ли ты, Марк, что помощь проскрибированным карается смертью?

Я молча кивнул.

– Поэтому нам лучше поднять наши тощие зады, – продолжил Философ, – и переместить их в какое-нибудь укромное местечко. Марк наверняка живет в большом поместье, где много-много всяких строений и найдется летняя хижина для уборщиков урожая, которая сейчас пустует.

– Таковая есть, – признался я.

– Вот видишь, нам незачем сидеть у дороги и привлекать внимание центуриона, едущего по своим важным делам. Пускай едет, не будем мешать занятому человеку. А ты отведи нас в эту хижину, да принеси туда парочку одеял, да только чтобы в них не было клопов и блох.

Он распоряжался так, как будто я уже согласился предоставить моим новым знакомцам убежище. Отец строго-настрого запретил мне приводить чужаков на наши земли, но Философ так ловко повернул разговор и сумел заморочить мне голову, что я не смог ему отказать.

– Идемте, провожу вас…

Сенатор вопросительно глянул на меня и, сообразив, что приглашение относится и к нему тоже, вздохнул с облегчением, и поднялся.

Я же почти что уверился, что эти двое проведут остаток дня и ночь в пустующей хижине и наутро уйдут. Я даже подумал дать обет Меркурию, которому всегда давал обеты мой отец, что поставлю ему алтарь, как только достигну возраста двадцати лет.

Я повел моих опасных гостей окружной дорогой. Вернее, тропинкой, что тянулась между посадками фруктовых деревьев, лавра и убранными полями. После уборки хлеба мы выгоняли сюда свиней, чтобы они пожирали паданцы груш и слив. Но сейчас свиней, в ожидании снега, загнали в загоны.

Хижина, куда я вел моих беглецов, находилась на дальних землях поместья. Во время пахоты и уборки хлеба здесь ночевали рабы и держали под навесом волов, дабы не тратить попусту драгоценное время страды, когда каждый светлый час особенно дорог. Хижина эта когда-то принадлежала фермеру, чей надел соседствовал с нашим поместьем. Но после войны с Ганнибалом, на которой сгинул один из его сыновей, а второй вернулся калекой, семья разорилась, и мой дед по отцу выкупил и дом, и землю по бросовой цене. Несколько раз он рассказывал эту историю, хвалил себя за то, что дал якобы честную цену, и сетовал, что бездомники, сгрузив свой оставшийся скарб на одну-единственную повозку, отправились в Рим в поисках новой жизни. Дом был так мал и стар, что никому из арендаторов уже не приглянулся, да и арендаторов у нас с каждым годом становилось все меньше. Наш вилик приказал подлатать соломенную крышу, сделать новые деревянные ставенки на окна и новую дверь, да еще расширить навес для волов. А в двух комнатах, из которых состоял старый дом, устроили деревянные топчаны для ночевки. Имелась также небольшая кладовая с нехитрым инструментом. Сохранилась и каменная изгородь с трех сторон, сделанная настолько добротно, что за прошедшие годы она почти не повредилась. Огромный шатер фигового дерева