– Вот и хорошо. Так что утром первым делом отследите, чтобы рацион был нам отпущен в первоочередном порядке. То же самое касается кожи и прочих материалов, которые я запрашивал. И то, и другое в нужном количестве. Мои люди пересчитают.
– Слушаю, господин префект.
Секунду-другую Катон удерживал его своим светло-стальным взглядом, чтобы получше проняло. А затем грозным тоном продолжил:
– И не давайте мне повода повторить вам это хотя бы раз…
– Что вы, господин. Ни-ког-да. Клянусь богами.
– Богов лучше оставьте в покое, не гневите их. А вот если вы подведете меня, а я подведу армию, то тогда какой-нибудь вражеский воин вспорет вам брюхо. А если не он, то это сделаю я.
– Вы мне угрожаете?
– Нет. Обещаю. – Катон сузил глаза и тихо добавил: – Ну, а теперь прочь с глаз моих, пока я не позабыл правила этикета.
Порций пятился несколько шагов; лишь затем он осмелился повернуться спиной и под гневным взглядом префекта заспешил из шатра прочь. Только когда интендант скрылся, Катон позволил себе что-то похожее на улыбку. Только так эту спесивую поросль и поучать. Жиреют тут смолоду на поставках… Да и для самого интенданта польза в этом есть: может статься, справлять свою должность будет надежнее. В то же время Катона настораживало то, что от унижения другого человека он получил некое удовольствие. За свое армейское бытье всех этих вещей – запугивания, устрашения – он повидал в достатке. Их роднило, пожалуй, одно: срабатывая, так сказать, на ближнюю перспективу, в конечном итоге они лишь подтачивали того, на кого были направлены. Это уже не говоря о том, что ему и самому не становилось ни легче, ни лучше от униженности другого. Поучительность таких методов спорна, да еще и неловкость ложится бременем на плечи.
С такими нелегкими мыслями Катон направился к выходу из шатра, когда за спиной у него вдруг послышалось:
– Браво, префект.
Катон проворно обернулся и увидел, что в шатре он, оказывается, не один. Сбоку из тени показалась фигура и неторопливо вышла под зыбкий свет светильников. Квинтат, легат Четырнадцатого легиона. У Катона имелось подозрение, что именно этот человек приложил руку к тому, чтобы поставить его командовать фортом Брукциум – задание, в ходе которого они с Макроном чуть не сложили головы.
– Эк ты его, – произнес Квинтат с улыбкой. – И правильно. Поделом этому зарвавшемуся щенку. Сколько этих недорослей трибунов, попадая в армию, считают, что все это игрушки. Возможность уйти из-под надзора семей и продолжать вести себя как молодые гуляки в Риме. Муштра и еще раз муштра – вот что им нужно, и кроме армии, дисциплине их никто не обучит.
– Я просто напомнил ему о его служебных обязанностях, господин легат, – скованно произнес Катон.
– Само собой, – кивнул Квинтат, – и это у тебя хорошо получилось.
Какое-то время легат оглядывал его с холодно мерцающим огоньком в глазах.
– Ты, верно, думаешь, что командовать обозом тебя поставили в какое-то наказание?
– Кому-то ж надо этим заниматься, – бесстрастно ответил Катон.
– Тоже верно. Но почему тебя? Ты, должно быть, раздумываешь именно об этом.
– О чем я раздумываю, господин легат, касается лишь меня.
– Возможно. Но, вероятно, ты прав, полагая, что за всем этим кроется какая-то причина. Ты помечен, Катон. Чем бы ты ни занимался, на тебе стоит клеймо человека Нарцисса. Хотя Нарцисс не единственный, кто располагает приватной армией соглядатаев. Таков же и Паллас. Еще один кровавый вольноотпущенник имперского масштаба и имперских же амбиций. Столь же лукавый и коварный, как его соперник Нарцисс. И уж в чем ты можешь быть уверен, так это в том, что у Палласа есть свои люди и при штабе полководца Остория. Которые не преминут лишний раз на тебе отыграться, не важно, как и зачем.
