Тонька – это Владова боль, ахиллесова пята, а ему болеть нельзя. Во-первых, он старший мужчина в семье. Пусть их семья маленькая: мама, Влад и Витька, надежда только на Влада. Во-вторых, Тонька его не любила. Он вроде и так, и этак: голы забивал, по-деловому сплёвывал в траву, говорил по- взрослому, с ленцой и матом, отбрасывал кудрявую чёлку со лба, даже курить пробовал, чтоб как взрослый – всё без толку. Не понимал Влад, что с ним-то не так, совсем не понимал. Царапало у него где-то внутри, неприятно, натужно. Хотелось избавиться от беспокойного чувства, стать сильным, для Тони важным, единственным.
Зато с Витькой она разговаривала, за руку держала, в магазин вместе ходили, смеялись, он её на качелях раскачивал, она ему из бумаги кораблики и самолётики складывала. Зачем? Мать Тереза, что ли? Не нужно, без сопливых обойдутся.
Как нарочно, Тоня красивая: у неё светлые волосы, бровки арочкой. Глаза… топкие. Утонул в них Влад. Знакомы ведь давным-давно: вместе в одном дворе росли, в один детсад ходили, только в разные группы. Влад даже не помнил, когда Тоня стала ему нравиться, просто один раз потянуло рассмотреть её поближе и внимательнее. От неё пахло домашним уютом, теплом, спокойствием; хотелось взяться за руки, сесть рядышком на диван и смотреть вместе кино. Всё равно, какое, хотя правильнее бы взрослое, чтобы и посмеяться, и покраснеть, и руку сильнее в страшный момент сжать. Один раз так было, у Сашки на дне рождения: все смотрели новый боевик – кто на полу, кто на диване; Тоня сидела между Витькой и Владом. До сих пор обидно: и за руку не взял, и умного ничего из себя не выдавил. Второй раз он бы не оплошал, не зассал.
В мае им с братом подарили велосипед, Влад катал всех желающих на раме. Катал всех, а ждал, когда Тоня попросится. Она не просилась, тогда он сам подъехал и спросил:
– Эй, сердобольная, хочешь, прокачу?
Тоня губы сжала по линеечке, посмотрела в глаза:
– Не хочу.
Влад раньше не замечал, что глаза у неё зелёные, с крапинками, а зрачки сужаются и крючком волокут его вглубь. Влад поперхнулся, захлебнулся. Вместе с болью на дно опустился.
Тоня сразу взяла за руку Витьку, которому Влад запрещал садиться на новый велосипед, чтобы не сломал и сам не разбился, и повела прочь. Влад захохотал, зло сплюнул, но так и остался барахтаться в зелёных глазах. До сих пор не выплыл.
– Гы-гы, – вдруг заржал Сашка-капитан, возвращая из воспоминаний обратно в игру. – Гляди, Тонька твоему дурачку сопли вытирает.
Влад вспыхнул и обернулся. Должен был возмутиться на «дурачка», а вместо этого смотрел, как девочка, в которую он тайно влюблён, бумажным платочком тёрла его брату нос. Влад не ревновал – не к брату же – но всё же, сморгнув, зажмурился – песок в глаза попал.
Мяч, посланный роковой ногой капитана-Сашки, просвистел снарядом поверх игроков и вмазался в Витькину голову. «Ох», – выдохнул весь стадион. Влад подскочил к брату и, схватив руками за лицо, повернул туда-сюда. Витька ошалело хлопал глазами, Тонька тянула сорванный подорожник.
– Не надо, – гневно процедил Влад, словно именно Тоня во всём виновата, и, схватив брата за руку, потянул за собой. – Пошли домой, – потом, оглянувшись на мальчишек, добавил. – Доигрывайте без меня.
Если с Витькой что-нибудь случится, он не выдержит. Каким бы ни был Витька смешным и бестолковым, тринадцать лет рядом – не шутка, словно второе «я» в сердце бьётся. Влад никогда не задумывался, любит ли он брата, просто он есть и без него никак. Они – вместе: родились вместе, живут вместе, помирать тоже вместе будут. Не нужна им никакая Тонька с её вонючей заботой.
