Появление Валентины Семеновны, куратора нашей группы, в дверях квартиры меня шокировало. За те три месяца, что я ношу звание молодой мамы, про меня забыли все: друзья, первые клиенты, которым я когда-то успела что-то смоделировать и сшить. Но я ошиблась. Из сбивчивой речи этой крайне аристократичной женщины я поняла, что обо мне часто вспоминают. Оказывается, я была самой талантливой ученицей на потоке, на которую многие и она, Валентина Семеновна в частности, возлагали большие надежды. От неожиданности я даже прослезилась, а может быть, все дело в гордости и ощущении собственной значимости…
Она уговаривала меня вернуться в техникум и продолжить учебу, и мне очень хотелось дать нужный ей ответ. В те несколько минут все мое естество кричало: «Да! Да! Я согласна!», но в спальне раздался детский плач… пора кормить Виталика.
– Сколько ему? – спросила она, отставляя в сторону чашку чая.
– Четыре месяца.
– Совсем большой. Я своих детей уже в три месяца в ясли отдала, так что с этим, я думаю, проблем не будет.
– Боюсь, вы ошибаетесь, – начала я, усаживаясь в кресло напротив. – Виталик не такой, как все, он особенный…
Стараясь не вдаваться в подробности, я рассказала Валентине Семеновне, какой малыш был нам послан Всевышним. Но судя по тому, как округлились ее глаза, как сошла с лица улыбка, было ясно, что даже эта информация оказалась для нее неподъемной ношей. Она была в ужасе, и ей плохо получалось скрыть эти эмоции от меня. Я стала нервничать. И только Виталик как ни в чем не бывало сосал смесь из бутылочки.
– Даже не знаю, что сказать, – выдохнула куратор, опуская руки на колени.
– Да, люди не знают, как реагировать на такую информацию.
– Дело не в этом. Я правильно поняла: ты не планируешь отдавать его в интернат или какое другое специализированное заведение?
– Да, все так. А как бы вы поступили?
– Сейчас речь не обо мне.
– Я не отдам.
– Но, ты понимаешь, как это будет сложно? Особенный ребенок требует к себе особенного подхода.
– Это все слова. Я сделаю все, чтобы у него была полноценная жизнь.
– Ой, моя дорогая… – протянула Валентина Семеновна, поднимаясь с дивана.
Она смотрела на меня, и теперь в ее небесно-голубых глазах не было ни восхищения, ни надежды – одна только боль. И меня это раздражало. Что знает она о боли? Ее дети уже в три месяца ходили в ясли!
– Не надо меня жалеть! Я знаю, что делаю, и я не одна. У Виталика есть еще и отец, а вместе мы сможем все преодолеть.
– Дай Бог, чтобы так и было.
Не сказав больше ни слова она встала и, даже не попытавшись взглянуть на Виталика, прошла в коридор. Я последовала за ней, продолжая держать ребенка на руках. Я не рассчитывала на продолжение разговора, но уже в дверях Валентина Семеновна сказала:
– Дай Бог, чтобы я ошибалась, как и все те, кто не понимает тебя сегодня. Пусть Господь вознаградит тебя за мужество! Кто знает, может быть, твой малыш – это новый гений нашего времени! Дай Бог, чтобы так и было! Прости, что побеспокоила.
Она ушла, а я еще какое-то время стояла в дверях, боясь пошевелиться. Ее слова сладкой музыкой звучали у меня в ушах, а приятное тепло разливалось по телу. В тот момент я впервые позволила себе мечтать о будущем сына…
Мне не терпелось поделиться этими мыслями с Ромой, но вечером, когда он, наконец, пришел домой, его мало интересовало то, что я считалась самой одаренной и подающей надежды студенткой, как и то, что Виталик может стать гением нашего времени, несмотря ни на что. Он рассеянно рылся в своих тетрадях и учебниках, изредка поддакивая и кивая головой. В этот момент он мог, наверное, согласиться на все, даже на поход в ЗАГС. Законность наших отношений уже давно отошла на второй, третий, десятый план, как будто этот вопрос и вовсе не существовал, и у меня был большой соблазн заговорить об этом снова.
