Бренная пена морская - страница 4



Кто алчный, льстивый, лгущий.
Среди таких пропустят тех,
Кто, верой обуянный,
Искупит свой душевный грех
Молитвой покаянной.
Но эти тяготы не в счёт
В сравнении с другими.
Лишений много повлечёт
Разлука с дорогими.
Родных, любимых, весь свой род –
Покинуть их придётся.
Оставить Родину; народ
Воспеть не доведётся.
«О, боже! Не перечисляй,
Ведь всякая утрата
Так тяжела. А доступ в рай
Есть точка невозврата.
Мне не под силу выбирать
Между двумя мирами.
Не для меня святая рать –
Мой дух с народом в храме.
Я каюсь, грех мой отпусти,
Помилуй, не карая.
Прости мне, господи, прости –
Мне расхотелось рая».
Зима смеялась надо мной,
Дарила снег искристый,
Мол, прозимуешь, а весной
Продолжишь путь тернистый.
Я принял искренний совет –
В огне не сыщешь брода.
На все семь бед – один ответ:
Таков закон природы.

Бренная пена морская

Будто свечу пред иконой,
Памятник свой стихотворный
Собственноручно поставила
Дева Марина Цветаева.
Нет у него постамента,
Есть чёрно-белая лента –
Чересполосица жизни
От рождества и до тризны.
Рифмами ангельских строчек
Выведен авторский росчерк:
«Здесь серебрилась, сверкая,
Бренная пена морская».
В винах игристых взлетая,
Воском молитвенным тая,
Канула. А изначально
День выбран был не случайно.
В гроздьях рябинных костров
Стыл Иоанн Богослов.
Сыпала листьями осень
В день октября с цифрой восемь.
Замкнутым кругом петляя,
Что в ней? Астральность ли злая
Или пути бесконечность,
Переходящая в вечность?
Вьётся верёвкой тугою,
Жизнью одной и другою.
Истинность есть в ней и ложность,
Прямо противоположность…
Дом тоже восемь в Трёхпрудном.
Полночь в ковре изумрудном.
Месяц в цветах мандарина.
Крик! В мир явилась Марина.
Холод сквозил с Патриарших,
Не было гимнов и маршей.
Церковки под куполами
Спорили колоколами.
А над прудом, над домами
Образ привиделся маме.
Крест дал, сказав ей при этом:
«Девочка будет поэтом».
Что Богослов ей спророчит?
Ввысь вознесёт, испорочит,
Ложью опутает, будто
Лошадь в стреноженных путах.
В топи затянет, обманет,
Скроет дорогу в тумане.
Скалы воздвигнет, пороги
Или заточит в остроги.
Щедрой душой обналичит,
В грязь превратит, обезличит
И приголубит, обнимет,
А упадёт – не поднимет.
В перечне предназначений
Множество будет мучений.
Избранных нет перед болью,
Как от несчастий отбою.
Ну а пока что на взлёте,
В красном живёт переплёте
Юная эта особа.
Ямб – её первая проба.
Слогом чиста и невинна,
В лоне мечтаний наивна.
Цвет её глаз изумрудный
Светел без взрослости трудной.
Праведной правой рукою
Зиждет строку за строкою
На языке своём детском –
Русском, французском, немецком.
Левая тоже ведь детская,
Только лукавая, дерзкая.
Рук этих образ полярный,
Жанр её эпистолярный.
Впрочем, душа поэтессы
Создана из антитезы.
В лицах – личинах безликих,
В фундаментальностях хлипких.
В равности ада и рая,
Где жизнь по-доброму злая.
Где идеал абсолюта
В нищем богатстве приюта.
В бездне на дне монолога,
В слабости сильного слога,
В дар, превративший бездарность,
Благости – в неблагодарность.
В томных мгновениях вечных,
В чувствах любви скоротечных.
В невыносимости воли
Да в терпеливости боли.
Так вот она год за годом
Слилась, сжилась с антиподом.
Страстью изменчивой пьяна,
В смене ветров постоянна.
Волос с ковыльностью пашен
В цвет золотой перекрашен,
Прядью на плечи сбегая.
Та же, но тотчас другая.
Вот и стихи, словно волны,
С рифмой и ритмикой вольной.
В брызгах душа бунтовская,
Бренная пена морская.
Море и донные камни –
Письма её с дневниками,
Пенный прибой, торжествуя,