Читать онлайн Ефим Курганов - Бриллиантовый скандал. Случай графини де ла Мотт
От автора. Несколько кратких предупреждений читателям
У истоков французской революции 1789-го года лежит один чрезвычайно громкий уголовный процесс (1785–1786 годы), связанный с дерзким похищением редкостного бриллиантового ожерелья.
Похищение было совершено шайкою, во главе которой стояли графиня Жанна де ла Мотт и граф Алессандро Калиостро, знаменитый авантюрист с оккультной репутацией.
Вина преступников на суде была полностью доказана, но молва, тем не менее, упорно продолжала обвинять в воровстве королеву Марию Антуанетту, а если и не в воровстве, то хотя бы в сообщничестве с шайкой ла Мотт – Калиостро.
Потом эта история аукнулась в революции и прежде всего в процессе по делу самой королевы, который состоялся в 1793 году.
На процессе афера была представлена во всех своих грязных подробностях. При этом обвинение пыталось представить дело таким образом, будто аферу спланировала лично сама королева:
«Общественный обвинитель Фукье-Тенвиль: Мария, вдова Людовика Капета, это правда, что вы впервые повстречались с графинею де ла Мотт в Малом Трианоне?
Королева: Я вообще ее никогда не видела.
Фукье-Тенвиль: Разве она не оказалась вашей жертвой в деле со знаменитым ожерельем?
Королева: Она не могла быть моей жертвой, раз я ее не знала»[1].
Реально Мария Антуанетта вряд ли имела прямое отношение к истории с ожерельем, но история эта во многом способствовала дискредитации общего имиджа королевы.
О некоторых весьма существенных обстоятельствах этого чрезвычайно громкого некогда уголовного дела, явившегося явным предвестием крушения монархии Бурбонов, и пойдет речь в предлагаемом повествовании.
Шайка, провернувшая аферу с ожерельем, была не многочисленна. Она действовала в следующем составе:
Граф Аллесандро Калиостро (подлинное имя – Джузеппе Бальзамо; из семьи итальянских лавочников; уголовное прошлое его пестро и разнообразно), граф Никола де ла Мотт (жандармский офицер из роты бургиньонцев[2]) и его легкомысленная супруга графиня Жанна де ла Мотт де Валуа, а также ее возлюбленный Рето де ла Виллет (он подделывал королевские письма) и модистка Николь Леге по прозвищу «Олива» (она была двойником королевы).
Объектом же аферы явились королева Мария Антуанетта, безнадежно влюбленный в нее кардинал и епископ Страссбургский Луи де Роган и королевские ювелиры Боемер и Боссанж, создавшие уникальное ожерелье из 629-ти бриллиантов.
Я начинаю свое повествование фактически с того, на чем Александр Дюма закончил свой роман «Ожерелье королевы» – с ареста, суда и казни графини де ла Мотт, непосредственной похитительницы бриллиантового ожерелья.
Дюма живо, сочно, точно изложил грандиозную аферу, но фактически опустил самый уголовный процесс, который как раз, с моей точки зрения, и представляет совершенно особый и даже, пожалуй, исключительный исторический интерес.
В общем, я решил сосредоточиться непосредственно на самом уголовном процессе (приговор был зачитан 31-го мая 1786-го года).
В последней части романа Михаила Кузмина «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» также воспроизведена история с графиней де ла Мотт.
Сделано это было вполне по схеме Дюма – от русской версии легенды (а такая была и есть) Кузмин почему-то уклонился или же не обратил на нее внимания.
Но при этом автор «Чудесной жизни», видимо, бесконечно любя своего героя, вывел его за пределы аферы века, превратив Калиостро в стороннего наблюдателя и скорее морализатора, чем участника.
Между тем, Калиостро был, можно сказать, главарем шайки и основным разработчиком аферы «Collier de la Reine» (ожерелье королевы), хотя, конечно, и графиня де ла Мотт проявляла немалую активность и очень даже хотела во что бы то ни стало заполучить ожерелье.
В «Завоевателе Парижа», первом моем историческом романе (он представляет собой биографическую хронику жизни графа Людовика Александра Ланжерона де Сэсси, генерала и губернатора) я пошел по эффектному, но довольно-таки традиционному и даже изъезженному пути – взял за основу исторические документы и попробовал их расцветить и дополнить.
Но потом мне стало очевидно, что негоже вставлять в художественный текст подлинные документы. Такой путь есть лишь доказательство собственной творческой лени.
Документы писатель должен так же выдумывать, как и все остальное: он должен уметь вообразить документ.
Придя к этому радикальному выводу, я решил свой новый роман – «Бриллиантовый скандал (Старая угололвная хроника. Случай графини де ла Мотт)» – полностью построить на подложных документах – их надо было придумать от начала и до конца, но при этом, по мере возможности, совершенно не нарушая и не изменяя фактической схемы событий.
Иначе говоря, свою главную задачу я вижу отныне в сочинении правдивых по сути своей исторических документов, ни в чем не грешащих против истины.
Юрий Тынянов как-то гениально заметил, что и документы лгут. Вот я и решил открыто сфальсифицировать документы, но выстроить их при этом на реальной исторической основе.
И теперь я предлагаю абсолютно вымышленные, но одновременно внутренне достоверные, как мне кажется, тексты – две связки якобы старых бумаг.
Создание исторических стилизаций, копирование внешних примет старых документов – все это при написании настоящего романа совершенно не входило в мою задачу, даже исключалось, пожалуй.
Надо сказать, что словесная эквилибристика вообще меня мало привлекает; скорее отталкивает.
Ритуально этикетные для восемнадцатого – начала девятнадцатого столетий типы письма сами собой благополучно умерли, и я отнюдь не собирался и ни в коей мере не собираюсь их теперь воскрешать.
При создании данного выпуска «Старой уголовной хроники» меня, прежде всего, занимали вовсе не стилистические изыски, не игры с мертвыми формами, а реконструкция реальных личностей и их совершенно реальных поступков; зачастую безумных, но все-таки реальных.
Кроме того, я пробую хотя бы пунктирно реконструировать некоторые весьма необычные исторические коллизии, которые во многом были предопределены этими личностями, обладавшими повышенной, предельно концентрированной, взрывоопасной дозой авантюрности.
Ефим Курганов.
Париж
20 декабря 2009-го года
Пролог. Из памятных записок Марии Игнатьевны Сударевой, компаньонки княгини Голицыной
Посвящается графине Норе Вальдштейн
В своих памятных записках не могу не отметить некоторых обстоятельств, связанных с довольно продолжительным пребыванием моим в Крыму, в Кореизе – восхитительном имении княгини Голицыной, моей неизменной благодетельницы.
Княгиня Анна Сергеевна Голицына, урожденная Всеволожская, при всей своей исключительной доброте, была, мягко говоря, особою в высшей степени необычной. Однако к сему, кажется, все уже давно привыкли у нас, почти перестав обращать внимание на ее бесцеремонные выходки. А они и в самом деле бывали бесцеремонными и даже порою совершенно невозможными, невообразимыми.
Однако свой рассказ о княгине Анне Сергеевне я начну, ежели позволят любезные читатели, еще с докореизских событий, о коих знаю понаслышке, но вместе с тем, сколько могу судить теперь, довольно точно.
Княгиня с юных лет примкнула к одной христианской секте и совершенно отрицала брачное сожительство между людьми, почитая сие за страшнейший грех.
Вот что, в частности, рассказывают об ее замужестве – история весьма примечательная и по-своему, как мне кажется, весьма пикантная.
Вышла замуж Анна Сергеевна за писаного красавца, князя Ивана Александровича Голицына, бывшего в ту пору адъютантом Великого Князя Константина Павловича (впоследствии он стал камергером Императорского Двора и, между прочим, безотказно исполнял буквально все поручения и просьбы своей строптивой и весьма своенравной супруги).
Во время венчания эта очень странная женщина, говорят, держала в руках портфель, который весь снизу доверху был набит деньгами.
По окончании обряда она вручила портфель своему новоявленному супругу со следующими словами: «Здесь, князь, ровно половина моего приданого. Вы возьмете его себе, а засим – позвольте с вами проститься и пожелать вам всего наилучшего: каждый из нас пойдет своею дорогою. И вы, и я сохраним за собою полную свободу действий».
И князь Голицын немедленно уехал; ясное дело, – с портфелем, который он с не скрываемой благодарностью принял у Анны Сергеевны.
Вот такое вышло занятное венчание! О нем потом еще долго судачили. И в Москве и в Петербурге, да и до провинции слухи докатились о том, как княгиня Голицына прилюдно вручила новоявленному супругу своему портфель, туго набитый ассигнациями. По церкви пронесся ропот публики – такой выходки явно никто не ожидал.
Теперь обращаюсь непосредственно к кореизскому житью, к виденному и слышанному мною собственными глазами и ушами.
А довелось мне узнать в Крыму, надо сказать, немало любопытного и даже необычного, настолько необычного, что до сих пор никак забыть не могу!
Судите сами, любезные читатели.
Честно поведаю все, чему была очевидцем, и что особенно запомнилось мне из крымского житья-бытья.
Прежде всего хочу заметить, что в пору своей жизни в Кореизе одевалась княгиня Голицына исключительно по-мужски, в длинный черный сюртук и черные же суконные панталоны.
А еще Анна Сергеевна никогда не расставалась со своею плетью, коею она собственноручно расправлялась со своими и даже с окрестными татарами. Но помимо последних, пред деспотическою старухою страшно трепетали даже исправники, заседатели и прочие представители местной власти, вообще-то вполне самовластные, но Голицыной явно побаивавшиеся.
Ничтоже сумняшеся, Анна Сергеевна пристреливала и отправляла на свою кухню скотину, принадлежавшую ее соседям.
От многочисленных аборигенов не раз поступали на княгиню жалобы Таврическому губернатору Казначееву, и тот как-то попробовал ее урезонить.
Однако Анна Сергеевна без околичностей заявила губернатору: «Ты – дурак!» И сказано это было, между прочим, при многочисленных свидетелях. Говорят, Казначеев чуть не зарыдал и с той поры боялся даже подступиться к ее сиятельству.
Но при всей этой неизменной воинственности, в гостиной у княгини Голицыной неизменно лежало Евангелие, и каждого приходящего к ней в дом Анна Сергеевна буквально заставляла прочитывать хотя бы главу из Святого писания. Думаю, что ежели бы кто не согласился, – запросто пошла бы в ход плеть, первейшая подруга воинственной княгини. Но до этого не доходило – Анне Сергеевне никто не решался отказывать.
Кстати, великолепный голицынский Кореиз граничит с роскошною Верхнею Ореандою, имением генерала-майора Ивана Осиповича Витта, начальствовавшего тогда над всею тайною полициею Юга России и над южными военными поселениями.
Сей Витт поднаторел во всякого рода интригах и провокациях и был скор на совершение любой мерзости. У меня он вызывал даже не то, чтобы страх, а животный ужас.
По словам Великого князя Константина Павловича (как я слышала об этом от Анны Сергеевны), «Витт есть мошенник и бездельник в полном смысле слова, вполне готовый для виселицы».
При сем Витте безотлучно находилась не менее пятнадцати лет, да потом была выгнана генералом его возлюбленная Каролина Собаньская, дама красоты и хитрости совершенно необыкновенной, даже сверхъестественной и, пожалуй, что и демонической.
Сказывают, свой род Собаньская, урожденная графиня Ржевусская, ведет чуть ли не от польского короля Яна Собесского.