Британская военная экспедиция в Сибирь. Воспоминания командира батальона «Несгибаемых», отправленного в поддержку Колчака. 1918—1919 - страница 7
Должен сказать, что я чувствовал себя польщенным той почти детской верой, с которой поляки, чехи и русские относились к имени и чести Англии. Мы, несомненно, были на этом фронте, да и вообще в Сибири единственной нацией, в отношении которой не было сказано ни единого слова подозрения. Я, естественно, ожидал, что престиж Франции, учитывая ее довоенный союз с Россией, будет очень высок. Но при ближайшем знакомстве со всеми слоями русского общества, полагаю, практически невозможно сказать, кто вызывал в русском сознании наибольшие подозрения, Франция, Америка или Япония. Правда, поведение французских солдат и галантность французских офицеров могли многое сделать для создания у русских более теплого отношения к Франции. В то же время присутствие солдат Страны восходящего солнца, а также манеры и поведение ее офицеров в отношении населения Сибири, если бы остались без изменения, определенно привели бы к превращению страха перед ними во всеобщую ненависть.
В вечер прибытия майора Пишона существенные перемещения вражеских сил на нашем правом фланге заставили его проехать по моим позициям, где он был официально представлен офицерам и солдатам, служившим под моим началом. Позже он сообщил мне, что не считает эти перемещения достаточно серьезными, чтобы вносить изменения в нашу диспозицию. Ближе к сумеркам прискакал капитан Стефан в сопровождении своего адъютанта и сообщил о значительных перемещениях сил противника в сторону Руновки, где оставалась единственная из наших позиций на другом берегу реки – естественной защиты и границы нашего левого фланга. Меня снова попросили выдвинуться вперед, чтобы оказать помощь, которая может понадобиться в случае, если наш правый фланг будет вынужден отступить на другую сторону реки. В темноте мы двинулись вперед по дороге, освещаемой вспышками большевицких выстрелов. Но их внимание было полностью поглощено нашим аванпостом в Руновке, поэтому мы были в безопасности, как если бы гуляли в Гайд-парке. Чехи при ведении оборонительных действий имели фатальное пристрастие к лесам, поэтому предложили мне занять позицию в лесу слева от дороги. Я отверг их план и выбрал позицию в 200 ярдах впереди леса, в месте пересечения дорог, где в земле была впадина, а высокая болотная трава почти полностью скрывала нас от вражеского наблюдательного пункта. Как только мы начали окапываться, нас снова атаковали миллионы комаров, от которых у нас не было никакой защиты, но все солдаты и офицеры работали с полной отдачей, и к рассвету мы почти завершили, пожалуй, лучшую фортификационную систему на этом фронте. Как же нам хотелось посмотреть, как враг пойдет вперед через реку и попытается развернуться в пределах досягаемости наших винтовок! Однако он мощным артиллерийским огнем отбросил оставшийся чешский отряд за реку и, таким образом, стал полным хозяином положения на другом берегу.
Тут нам представился второй шанс предотвратить попытку противника обойти все наши позиции с фланга. Внезапный бросок вдоль изгиба реки у северо-восточного края Комаровки и нападение на незащищенную железнодорожную линию, по которой передвигался враг, могло бы полностью расстроить его планы и привести к его решительному отступлению. Я даже предлагал это сделать, но должен признаться, что уже дважды шел вперед вразрез с приказами, и если не хотел рисковать, что попаду под трибунал или буду уволен, то не мог участвовать в этой атаке, хотя при необходимости мог бы прийти на помощь. Другим командирам ситуация показалась слишком неоднозначной, так что возможность была упущена.