– И если позволите дать совет, – вставил Филип, бросая взгляд на крайне не воскресный костюм своего собеседника, – вам было бы лучше постараться не слишком много появляться на улице в том, что на вас. У вас, знаете ли, непривычный вид, который может привлечь внимание.
– О, и это тоже табу? – поспешно заключил чужеземец с тревогой в голосе. – Жутко мило с вашей стороны. Но не менее странно, поскольку вчера вечером мимо моего окна прошло два или три человека, все англичане, насколько я могу судить, и все они были почти в таких же костюмах, как этот… который был скопирован, как я вам уже рассказывал, с английской модели.
– Вчера вечером, да, конечно, – ответил Филип. – Вчера была суббота. Совсем другое дело. В этом отношении костюм вполне годится, разумеется, он весьма опрятен и приличествует джентльмену. Но не по воскресеньям. В воскресенье от вас ждут чёрное пальто и камзол, вроде тех, знаете ли, что на мне.
Бертрам терял самообладание.
– А если меня увидят на улице в таком виде, – спросил он, – мне что-нибудь сделают? Арестуют ли меня стражи покоя… я имею в виду, полицейские?
Фрида рассмеялась смехом искреннего веселья.
– О, дорогой мой, нет, – беззаботно сказала она, – это вовсе не дело полицейских. Всё не настолько серьёзно: это всего лишь вопрос респектабельности.
– Понятно, – ответил Бертрам. – Респектабельность – табу религиозное или общепринятое, а не официальное или правительственное. Я отлично вас понимаю. Но этот тип часто наиболее опасен. Люди на улице, те, что обожают Респектабельность, похоже, что они набросятся на меня всей толпой за неуважение к их фетишу?
– Нет, конечно, – зарделась Фрида. Похоже, он заводит шутку слишком далеко. – Это свободная страна. Каждый носит, ест и пьёт то, что ему нравится.
– Что ж, мне всё это очень интересно, – продолжал чужак с очаровательной улыбкой, обезоружившей её негодование, – поскольку я прибыл сюда с целью собрать факты и заметки касательно английских табу и схожих обрядов. Дома я являюсь секретарём одного номологического общества, чьи интересы связаны с пагодами, ступами и кумирнями. Я объехал Африку и острова южной части Тихого океана, работая над материалами для «Истории табу» с самых ранних их проявлений в дикарстве и до полного развития в европейскую мудрёность. А потому всё, что вы говорите, весьма мне близко. Я предвижу, что ваши табу окажутся на поверку самым ценным и наглядным исследованием.
– Прошу прощенья, – сухо вклинился Филип, уступая своей горячности. – У нас в Англии нет ни малейших табу. Вас определённо ввела в заблуждение обычная шутливая faҫon de parler1, которой балует себя общество. Англия, не забудьте, страна цивилизованная, а табу – атрибуты самых низменных и выродившихся дикарей.
Однако Бертрам Инглдью воззрился на него с чистейшим изумлением.
– Никаких табу! – ошеломлённо воскликнул он. – Да я читал про сотни. Среди студентов номологии Англия всегда считалась интереснейшей колыбелью и центром высшего и наиболее развитого в эволюционном смысле табуирования. Вы сами, – добавил он с учтивым поклоном, – уже снабдили меня полудюжиной. Возможно, вы называете их между собой как-нибудь иначе, хотя по происхождению и сути, разумеется, они совершенно то же самое, что прочие табу, которые я давно исследую в Азии и Африке. Однако боюсь, что я отвлекаю вас от обязанностей в вашей кумирне. Вы наверняка желаете совершить коленопреклонение в Храме Респектабельности.
