– Тарань, идиот, – пришёл в себя Чарли. – Давай, прорвёмся, они деревянные. Держитесь все! Вперёд, рядовой, мы их снесём, как картонку.
Но они их не снесли, и даже не доехали к ним. За каких-то две сотни метров до ворот машина дёрнулась, кашлянула, пукнула, чихнула сизым дымом, и замолкла. От резко наступившей тишины онемели барабанные перепонки. Крики извне слышались, словно далёкое приглушённое эхо внутри головы.
– Чёрт! – заорал Мэнсон, отвесив подзатыльник солдату. – Почему мы остановились?
– Керосин…
– Что – керосин? Что – керосин, скотина? Поехали!
– Баки пустые. – Солдат обречённо снял руки с рычагов. – Конечная станция. Просьба освободить вагоны.
Мэнсон выругался и прильнул к смотровой щели. Женщины были уже совсем близко. Что-то застучало по корпусу, то ли стрелы, то ли камни. Раздалась восторженная автоматная очередь.
– И какие у нас варианты? – спросил Чарли водителя. Максим забился в угол, молча наблюдая за фашистами.
– О, вариантов масса. Нас можно выкурить, можно подорвать, можно зажарить заживо. А ещё – был случай: не могли вытащить людей из танка, так стучали рельсиной по корпусу часов семь по очереди, пока те, из танка, не стали сами выпрыгивать. Один даже с ума сошёл. Вариантов много, только выбирать их не нам. Вы как хотите, я сдаюсь. Зачем я бежал? – Солдат собрался открыть люк, как получил удар в живот. Скрючившись, он упал на пол.
– Отставить, рядовой. Это называется дезертирство. А тем более, я там одну из них убил, так что не надейся, что тебя в живых оставят.
– Кто ты такой? – спросил Максим.
Чарли удивлённо посмотрел на Макса, словно тот появился из ниоткуда.
– Тебе лучше не знать. И мне тоже бы лучше не знать, но это мой крест.
Преследователи уже сидели на машине, стуча и пытаясь открыть люки. Любую консервную банку можно открыть голыми руками. Если знать, как. У амазонок было море времени, чтобы додуматься до этого.
Рииль не проронила ни единой слезинки, ни одна мышца не дрогнула на её лице. Она даже не подошла к телу Зоры. Не хотелось помнить её, изуродованной смертью. Девушка пошла по предрассветному городу к себе домой, молча, ни слова не сказав матери, стала собирать вещи. В заплечный мешок сложила немного еды, несколько коробок патронов, смену белья. Надела новые джинсы, футболку со странными буквами «ACDC» и кожаную куртку, обулась в крепкие ботинки на шнуровке, повязала волосы косынкой, на пояс повесила нож, кобуру с «Орлом пустыни».
Она знала, кого искать и где искать. Странный знак на машине и на одежде солдат был ей известен. Его носили люди с земли, лежащей в пяти днях хода на северо-восток. На лошади можно доскакать за двое суток, а на мотоцикле и вовсе за пару часов. Только вот не дружила она с техникой. С оружием – другое дело.
Рииль не спешила. Ей некуда было спешить. Месть должна доставить максимум удовлетворения. Месть нужно пережить в фантазиях снова и снова, посмаковать все подробности, убивать тысячи раз, жестоко, беспощадно, медленно. Что вряд ли получится в реальности.
Мать обняла девушку, поцеловала в лоб, похлопала по плечу.
– Береги себя, – прошептала на ухо, – я буду тебя ждать.
Рииль пошла в конюшню, долго и основательно седлала коня, но не села в седло, а повела на поводу.
Город гудел, несмотря на раннее время. Кто-то крикнул, что у восточных ворот стоит машина с беглецами, только выкурить их не могут. Девушка вскочила в седло и поскакала туда в надежде, что убийца Зоры ещё жив. Только бы его не убили, они не посмеют, они оставят его для Рииль.
