Далее я попытался, ссылаясь на Иммануила Канта, объяснить им, что святость является полным соответствием воли с моральным законом, но тут же поймал себя на мысли, что вряд ли восприятие крестьян и рыбаков этого городка подготовлено к пониманию европейской философии и теологии, и что, если святость, как совершенство, недоступно ни одному совершенному существу в чувственно воспринимаемом мире ни в какой момент его существования даже на Западе, то уж тем более на Востоке оно не может быть доступно и являться практически необходимым этим простым труженикам прибрежного района Японии.
Даже зная хорошо японский язык, я не смог им растолковать те категории, к которым мы привыкли на Западе. Что уж говорить об осуществлении высшего блага в мире в качестве необходимого объекта воли, определяемым моральным законом как о первом условии высшего блага.
Мне показалось по выражению их глаз, что сказанные мною слова были не совсем поняты моими слушателями, и я подумал, что, чтобы полнее отобразить свою мысль, я должен уйти от абстрактной философии и больше воздействовать на область их чувств, вызывая в их воображении более конкретные образы, но, тем не менее, сделал ещё одну попытку.
Я стал говорить им о понимании Гегелем мудрости и святости, а также о высокой истине субъективности Бога, которая проникает в нас в своём непосредственном виде, в виде света и образа самого яркого носителя этого света, а именно, Иисуса Христа.
Но и тут я видел, что они понимают меня плохо. Вдруг я вспомнил слова Николая Кузанского о свете. Я заговорил уже более вдохновлённо с учётом восточного менталитета и их представления о строении мира из пяти первоэлементов.
Я сказал:
– Как вы знаете, в мире существуют пять составляющих, которые связывают наш мир в единое целое. Это – огонь, вода, дерево, металл и земля. Взаимодействия этих составляющих даёт жизнь и энергию. Давайте рассмотрим отношения между землёй и огнём. Кузанский говорил, что земля относится к огню, как мир к Богу. У огня в этом отношении к земле поистине много схожести с Богом; его потенции нет предела, он на земле всё производит, всё пронизывает, всё озаряет, различает и формирует через посредство воздуха и воды, так что все порождения Земли – суть как бы все новые и новые действия огня "ки", а формы вещей "ри" разнообразны оттого, что по-разному отражают один и тот же огонь. Правда, огонь погружён в вещи, без которых его нет, как нет земных вещей без него, и Бог вполне абсолютен: он как бы абсолютный пожирающий огонь и абсолютный блеск – свет, в котором нет тьмы, как говорили древние. К его как бы огненности и блеске всё сущее пытается по мере возможности приобщиться, как видим у всех звёзд, где находим этот блеск в материальной определённости, а также различительный и пронизывающий блеск как бы в нематериальной определённости – в жизни существ, живущих разумной жизнью.
Это уже было ближе к их пониманию, и я заметил, что они начинают меня слушать более внимательно. Говоря это, я вдруг представил в своём воображении природу мироздания и понял, что она ничем не отличается от представления восточных людей. Более того, эти первоэлементы в моём внутреннем видении преобразились в неких бестелесных Ангелов: Ангела огня и света; Ангела воды; дерево и металл превратились в Ангела воздуха, а земля – в женщину, цветущую, с красивым женским ликом – Матерь-Земли. И все эти три ангела были в услужении у женщины, которая, вероятно походила на Богородицу.
