Я посмотрел на Натали и мысленно сравнил её с Богородицей и Матерью-Землёй. И я увидел, что из всех собравшихся здесь людей именно она излучает свет, возможно, потому, что её светом была любовь. И ещё потому, что она была женщиной – самым совершенным существом на земле, способным рожать, так же, как это делает Матерь-Земля.
– В чём же разница огня "ки" и света "ри"? – продолжал говорить я словами Николая Кузанского. – Некоторые раскаляемые вещества устойчиво выдерживают огонь и способны вобрать в себя и его свет и его тепло, потому что их чистота позволяет им преображаться в подобие огня, пускай в разной, большей и меньшей мере, а другие из-за своей нечистоты, даже если нагреваются, в свет всё-таки не превращаются. Так судья Христос сообщает Вселенной тепло сотворённого разума, после восприятия ею этого тепла различая сверх того и божественный умопостигаемый свет "ри", и через это его посредничество, Бог есть всё во всём, и всё пребывает в Боге, равняясь ему, как только возможно по способности каждой вещи; что-то благодаря большей цельности и чистоте способно воспринимать не только тепло, но и свет, а другое из-за не расположенности субъектов едва принимает тепло без всякого света.
И я подумал: "Обладаю ли я таким же светом, каким обладает Натали"? И усомнился в этой мысли. От Натали исходил природный божественный свет. Между ней и этим светом не было посредников, потому что её свет мог оплодотвориться, чего не способен был сделать свет мой. А это означало, что мой свет был не материальным, но тогда каким?
Я продолжал говорить:
– И ещё. Бесконечный божественный свет "ри" есть сама вечность и Истина, и, желая от него озарения, разумное сознание обязательно должно подняться над мирскими и тленными вещами и обратиться тоже к ценностям истинным и вечным. Интеллектуальный дух, действующий над временем и пространством как бы в горизонте вечности, не может, обращаясь к вечному, превратить его в себя, раз оно вечно, то есть нетленно. Однако поскольку он сам нетленен, то преображается в вечную Истину не так, что перестаёт быть духовной субстанцией, а так что поглощается вечностью в уподобление ей. Поскольку Христос, как жизнь и Истина, отныне и навсегда бессмертен и жив, то обратившийся к нему обращается к жизни и Истине и, чем жарче обращается, тем выше от мирского и тленного поднимается к вечному, так что его жизнь оказывается сокрыта в Христе. Ведь добродетели бессмертны, правдивость пребывает во веки веков и есть так же Истина.
Так значит, – думал я, говоря эти слова, – я, как и Христос, обладаю не материальным, а лишь духовным светом, который несёт душе бессмертие и превращает наше тело в вечную бестелесную субстанцию. И чтобы стать вечным, нужно уподобиться Христу. Но удовлетворит ли меня такая жизнь? Жизнь без радости, без наслаждений? Я в какой-то мере уже обладаю интеллектуальным светом, и могу управлять своей духовной жизнью. И, наконец, мне предоставлена какая-то свобода. Сохраню ли я эту свободу, став одной лишь духовной субстанцией? Да, мой духовный свет не совершенен, в нём много личного, свойственного только мне, и он далеко отстоит от вечной Истины. Но он весь проникнут любовью к моей единственной в этом мире женщине, которая пока ещё живёт и здравствует, и которую я могу любить самозабвенно, и быть, наконец, счастливым. Может быть, такая возвышенная земная любовь состоит из любви небесной?
