Хоть свидетели умерли и приговором отмерен
Путь блаженства иного, но правда ещё не мертва.
Я беру себе дерево, коль ненадёжны примеры,
Забираю себе, коль никто не позволит забрать,
Нечто большее, нежели… Что вам от истинной
веры,
Этой зыби невенчанной, можно, не видя, отдать?
Будут рифмы глагольными. Слог недоступен
и тяжек,
И неправильно слово моё, хоть к иным
не причесть,
Пусть оно отразится от архитектурных растяжек,
Даст гармонию линий да верность земную и честь.
Письма крадены временем. Это ли главное дело,
Коли подвиг прочтённый никто не увидит потом.
Повторю я листву, чтоб она овевала несмело
Плащаницу дождя да покинутый плачущий дом.
Он и плачет, и ведает, что безнадёжна утрата,
Но во тьме, золотистой и розовой, падших небес,
Знаешь, движется время, и в нём пребывает
расплата
За не ведавший главного светлый берёзовый лес.
Эта роща шумна, голосиста, и что ей пророки,
Не дожившие до предсказуемых ими времён.
Видишь, Боже, о Тадзио, нас удержавшие сроки,
Эти белые строки побега в обветренный звон.
Колокольных громад колесница ведома
без правил.
Что начертано ей, не узнать, а узнаешь – молчи.
Иисусе Христе, о мой Тадзио, я не оставил
Позабытые всеми на Марка Святого ключи.
