И когда гладкие шелковые стенки начинают пульсировать и исходить соками, я ору и кончаю так феерично, что сперма из меня лупит, как из брандспойта. Она тоже кричит.
Накрываю ее рот своим, и мы еще долго дышим друг в друга, будто искусственное дыхание делаем.
Не могу выйти из нее. Так бы и спал в ней, но я тяжелый, сука, а она такая вся-вся девочка…
Нежная, сладкая… Моя.
Я это, оказывается, вслух говорю. И похуй, надо — еще скажу.
Ей нравится, она гладит меня по спине — я мокрый, как будто из парилки только. Но в душ мы пойдем завтра. Дотягиваюсь до брошенного рядом полотенца, вытираю ее и себя.
Блядь. Помутнение какое-то. Все на свете забыл.
Что обещал не трогать больше забыл, про презерватив — забыл. Что хотя бы на живот ей можно было кончить — все забыл.
Надо отнести ее в соседнюю спальню. Я не сплю с женщинами, которых трахаю, только если хочу продолжить через час-два. Но теперь Нику лучше до утра не трогать.
Собираюсь ей это сказать и не успеваю. Мою шею обвивают тонкие руки, а по губам скользят соленые губы.
— Спокойной ночи, Тимур!
Прижимается щекой к моей груди и закрывает глаза. Как щенок, который только что играл, а потом тут же завалился спать.
И я сдаюсь. Поудобнее подтягиваю ее к себе, набрасываю простынь. Смотрю, как дрожат на белом безупречном лице длинные, бархатистые ресницы, и говорю в темноту.
— Не вздумай привязываться ко мне, Вероника. Ты со мной, пока между нами просто секс. Если замечу, что — сразу уедешь. Решай сейчас.
— Я согласна, — звучит из темноты ответ, и мне почему-то от этого херово.
***
Доминика
Я лежу, прижавшись к груди Тимура, и слушаю, как стучит его сердце.
Мне кажется, что я сплю и мне снится сон. Но саднящая боль внизу живота напоминает, что никакой это не сон. Туда будто вбили кол, и он до сих пор там. Когда Тимур на складе вогнал в меня свой член, показалось, меня насадили на каменный стержень.
Было очень больно, и я еле сдержалась, чтобы не закричать. Но не закричала. Боялась, что Тим передумает и отдаст меня этому огромному черному амбалу с липкими руками.
В какой-то момент подумала, что он меня убьет, но признаться Тиму, что я — это я, не могла.
Мне было стыдно, просто мучительно стыдно.
Тим решил, что я одна из тех девушек, которые обслуживали гостей Саркиса.
Это потом я уже рассказала, зачем пряталась в его машине, когда он сам спросил. Когда он забрал меня с собой, и я сидела в машине, завернутая в рубашку.
Рубашка пахла Тимуром, и мне хотелось плакать от счастья.
Тим спит, его грудная клетка мерно вздымается, а я легонько, чтобы не разбудить, глажу его выпуклые, твердые мышцы.
Я всегда знала, что у него красивое тело, но что оно такое восхитительное на ощупь — не знала. Теперь я могу его гладить и целовать — тоже осторожно, чуть касаясь губами. Осознание этого кружит голову, а вместо крови в венах взрываются и лопаются пузырьки шампанского.
Он стал моим мужчиной, первым. Потому что единственным он был для меня всегда.
И хоть в первую секунду я думала, что его огромный член разорвет меня изнутри, я все равно была счастлива. Счастлива, что ему хорошо, что он получает со мной удовольствие.
Я видела, что это так, особенно когда Тимур достигал пика. В эти мгновения его лицо становилось таким, что я бы вытерпела внутри даже настоящий каменный стержень. Лишь бы еще раз это увидеть.
Не знаю почему, но мне совсем не было стыдно, когда Тимур начал ласкать меня рукой. Наверное потому, что я уже сотню раз проделывала это с собой сама, своими пальцами, представляя на их месте Тимура.
