мы, —интонацией выделяю последнее слово, — влюбленная пара.
Егор согласно кивает и берет меня за руку. Сперва я немного пугаюсь, переживая, что Артем Чернышов увидит наши сцепленные руки, но потом вспоминаю, что ради него-то я и устроила весь этот цирк, и позволяю отвести себя в спортзал парню, от которого мои жилы стынут.
— Привет, это моя девушка, и мы влюбленная пара… Здорова, пацаны, мы — пара, слышали? Эй, Пряхин, — кричит на весь зал Егор, — это моя девушка, а я — ее парень…
И так с каждым, пока мы проходим от холла до волейбольной сетки.
У меня начинает подергиваться глаз, и, кажется, даже скатилась слеза. От стыда и отчаяния.
— Что? Опять не так? — Бесстыжев удивленно поворачивается ко мне. — Ты же сама просила сделать так, чтобы все знали. Теперь знают все, — довольно заключает он, и у меня обреченно опускаются плечи.
***
Наверно, пора сменить пальто на зимний пуховик, ведь если так дело пойдет и дальше, то мой красный нос отвалится, а ноги ампутируют от переохлаждения. Дую теплым воздухом на озябшие руки и переминаюсь с ноги на ногу, вот уже целых сорок минут ожидая ненавистного женишка на выходе из корпуса, как и договаривались. Но с той лишь разницей, что ждать меня должен был он, а не наоборот. Конечно, я могла бы пойти в вестибюль и подождать там, но здесь разглядеть его будет проще. Именно поэтому я никуда не ухожу, уверенная в том, что звездный спортсмен все еще где-то внутри.
Он выходит тогда, когда мои сопли превращаются в две соленые сосульки. Лениво спускается по лестнице, не торопясь и непринужденно беседуя с низкорослым парнем.
Вы только поглядите на него. Я тут скоро конечности потеряю, а он не спешит, да еще и… приглядываюсь, сощуривая глаза под запотевшими очками… ест? В руках у Рональдо Бесстыжева надгрызенная булка, которую он на ходу кусает и глотает, не пережевывая.
— Давай, Бес, до встречи на тренировке, — прощается парень, на что Бестужев кивает и что-то мычит, салютуя булкой.
— Вкусно?
Я выныриваю, как черт, из-за спины недоделанного женишка. Пусть испугается и подавится. Но спокойствию Рональдо Бесстыжева мог бы позавидовать сам Криштиану, поэтому он, нисколько не удивляясь, отвечает:
— Гадость, конечно, но есть можно. Будешь? — Он сует мне в нос булку, которая и не булка вовсе, а пирожок с сомнительным на вид мясом.
Я, отпрянув подальше, морщусь.
— Я такое не ем. Меня дома, знаешь, какие вареники ждут. — Мечтательно вспоминаю теплые мучные ушки, но моментально меняюсь в лице и грозно бурчу этому болвану: — И не дождутся, скорее всего, потому что я уже сорок минут тебя жду. Мы же договаривались, — снова рявкаю я, и мне начинает казаться, что рядом с Бестужевым я превращаюсь в цепного пса, не умеющего разговаривать по-человечески, а только рычать.
— Так я в столовой был. Обедал. У меня тренировка через два часа, — поясняет Бесстыжев как само собой разумеющееся.
Потрясающе. Слов нет. Обедал он!
А я от голода и холода сопли с верхней губы слизывала, пока этот паршивец пузо свое спортивное набивал.
Кстати…
— А разве вам, спортсменам, можно такое есть? — Я киваю на оставшийся пустой кончик пирожка, который Бестужев, не задумываясь, закидывает в рот. — Разве у вас не определенное меню? Углеводы, белки, калории, — перечисляю я.
— Не знаю. Я ем, — пожимая плечами, беззаботно отвечает Егор и вытирает рукавом легкой ветровки четко очерченные губы.
