Ромыч часто огребает от родителей. Особенно за оценки. Гены в нашем с ним случае распределились неравномерно. Весь ум достался мне, а Роману — приторная для парня привлекательность.
Мой брат тот еще ловелас-красавчик. Армия из его поклонниц исписала все стены и лифт в нашем подъезде. Практически каждые выходные папа гоняет его с тряпкой, заставляя оттирать любовные послания вроде: «Рома, я люблю тебя!» или «Рома из 11В + Вика из 9А = ЛЮБОВЬ», где надпись «Вика из 9А» постоянно меняется на новое имя и класс. Когда я училась в одиннадцатом классе, а брат в девятом, женские туалетные кабинки уже были исчерканы признаниями в любви моему брату.
Ромке не нужно стараться производить впечатление, ведь его яркая симпатичная внешность уже сама по себе привлекает внимание противоположного пола. И даже вещи, на которые из семейного бюджета выделяется аналогичная сумма, на нем смотрятся более стильно и модно.
— Эй, за что? — вопит брат. — Да нормальные там ребята. Просто не такие заучки, как наша Вера.
Ну понятно. И брат туда же.
Сегодня день моего полного уничтожения.
Стремная босячка-заучка в очках и дешевых сапогах из секонд-хенда.
А мне ведь даже не обидно. Потому что так и есть.
— Ну-ка, рот закрой, — шикает на него мама. — Живо вернулся и взял с собой сестру. Иначе никуда не пойдешь. А, кстати, ты сделал алгебру? — понижает голос мама.
— Понял. Я за Верой.
— То-то же, — удовлетворенно хмыкает мама.
Чтобы попасть в нашу комнату, Роме нужно сделать всего пару гигантских шагов. Я даже успеваю прикрыть глаза и притвориться спящей.
— Ты не спишь.
Я чувствую, как брат на меня смотрит.
— Я все слышала. И никуда не пойду. — Я накрываю голову подушкой, давая понять, что разговор окончен.
— Слава богу, — облегченно выдыхает брат.
Вот же мелкий паршивец! Хотя эта тушка ростом с жирафа и весом бегемота явно не вяжется со словом «мелкий».
Я бросаю подушку в брата, и тот ловит ее, причем таким выверенным движением, что берет гордость от того, что он хотя бы что-то умеет.
— Мам, я ее уговаривал, она не хочет, — кричит он, подбрасывая подушку в руках.
Не могу я злиться на этого балбеса и расплываюсь в улыбке.
Ромка тоже.
Потом выражение его лица становится серьезным, и я улавливаю в нем уже совсем не пацанскую игривость, а мужские черты. Он подходит ближе и усаживается рядом, отчего моя полуторная кровать прогибается под его весом. Кивком указывает мне подвинуться и закидывает тяжелые ноги на персиковое пушистое покрывало.
— Ну, что случилось, систер? — Мы поворачиваемся к друг другу лицом, подпирая щеки руками. — Кто посмел обидеть моего очкарика? — Из большого и указательного пальцев Ромка делает полусердце — старый, но не забытый и дорогой нам жест.
При всех наших взаимных колкостях и подначиваниях мы остаемся семьей. До его четырнадцатилетия мы были не разлей вода. Я делала за него домашку, а он защищал меня от обидчиков. Он же подарил мне первые крутые наушники, которые он купил на деньги, скопленные от бабушкиных: «На, внучок, на мороженое». Первая его драка случилась из-за меня, потому что мальчик из соседнего дома назвал меня «очкастой жабой» и разбил мои очки. Первый мой кулинарный шедевр был опробован братом, после чего я выхаживала его от пищевого отравления. Я научила его завязывать шнурки, а мое умение плевать из камыша на дальность — заслуга Романа.
Но когда ему исполнилось четырнадцать, Ромка вдруг заметил, что он — парень и на него заглядываются девчонки. Новая компания, первая бритва, бальзам для бритья и ночные переписки с подружками — я даже не заметила, как быстро мой брат вырос. Но точно знала, что случись у кого-то из нас беда или неприятность, мы, как и раньше, соединим две половинки сердца, напоминая, что мы есть друг у друга.
