Его публикации вскоре становятся основой для сотен стенограмм, новостных репортажей и обсуждений в пабликах, создавая динамику, которая приводит к следующему витку его влияния. Виртуальная связь становится решающей, и личность затмевает классические политические формы. Этот феномен также проиллюстрирован многообразием обратных связей, которые Маск получает от пользователей. Он строит свои коммуникации не на фактическом контенте, а на интуитивном резонировании с эмоциональным состоянием своих последователей. Сложно сказать, когда именно Маск стал тем самым символом «сверхчеловека», который разрушает привычные границы между бизнесом, политикой и индивидуальной свободой.
Личность Маска зарекомендовала себя как своего рода «человеческий алгоритм», обрабатывающий информацию на уровне инстинктов и быстро выбирающий нужные месседжи для привлечения внимания. Илон Маск не является политическим лидером в традиционном смысле. Вместо этого он стал носителем нового кибермифа – мифа о человеке, который способен своими силами преобразовать мир. В социальных сетях он изображается как разрушитель старого порядка, друг антисистемных движений и выходец из идеального будущего. Это бинарное большинство, которое находит поддержку в драйве и опережении, начинает видеть в нем своего рода гуру в вопросах свободы и инноваций.
Слияние образа Маска с различными ультраправыми движениями подчеркивает, как просто это новое политическое субъективность может переключаться между контекстами. Он не имеет традиционных идеологических рамок – вместо этого формирует ту самую информированную базу, которая позволяет получить поддержку от тех, кто стемится развивать собственную «реальность». Такой подход находит отклик там, где скрыты тектонические сдвиги современности – в недовольстве старыми институциями и страстном желании изменить мир.
Однако за этой картиной скрываются серьезные риски. Маск стоит на передовой атаки на саму идею гражданства. За прошедшее десятилетие было принято обращаться к пандемии, экономической нестабильности и социальным бедствиям, как к фонам для беспрецедентных изменений – в первую очередь изменений, связанных с недоверием к традиционным институтам. Маск, ведя свою игру, удаляет посредников, и в его мире состояние пользователя выходит на первый план: нет граждан – есть только пользователи, не поддающиеся контрольным рамкам.
Это создает угрозу, что политическая активность и вовлеченность окажутся под угрозой, на резонанс которых больше не будет влиять старый порядок. Согласно концепции постлиберализма, именно эта динамика станет основным катализатором перемен в будущем. Маск, ставший центром медийной миграции, рождённой из неопределенности и хаоса, фактически осуществляет близкий к искусству баланс между свободой слова и тотальными манипуляциями вниманием. Он способствует радикализации общества, формируя новые катализаторы недовольства. В этой реальности каждый пользователь, каждая реакция становится значимой, создавая более глубокие связи и обостряя уже существующие конфликты.
Неудивительно, что столь много аспектов эксперимента с коммуникацией смешиваются с другими традиционными формами власти. Парадоксально, но заинтересованность в Маске у тех, кто ранее полагался на классические формы политического взаимодействия, усиливается. Они ищут в нем новое просветление, даже когда происходит активно обостряющийся конфликт с общественными идеалами последних десятилетий.
