– Синдром. Испугались, – голубой комочек стал темнее, должно быть, это означало грусть.
– Ну, не стоит, не стоит… – я сочувственно помолчал. – А забавно. Всего лишь перепутали анализы. И такой финал. А за тобой ведь брат должен был идти и сестра. Не будет теперь. Наказаны.
Сиреневый сгусток подлетел совсем близко.
– Вижу, вижу… – я осторожно погладил туманную дымку. – Отцу сын нужен. Да ты проходи, не стесняйся, вон сестрички три твои уже тут. Освоились. А у матери твоей попыток больше не будет. Рак будет. А попыток – нет.
Сколько же их ещё… Я вгляделся в ряды разноцветных дымок.
– А ты… Ты мог бы стать прекрасным хирургом и прооперировать мать, подарив ей ещё семь лет жизни. Ну что ты, что ты… – я заметил, как зеленоватое облачко потемнело и задрожало. – Всё вижу, всё. Студентка, парень в коммуналке с родителями. Шестнадцать лет, куда им…
Я до сих пор удивлялся. Они прощали. Они понимали и пытались оправдать. Они безусловно любили, даже сейчас. Когда коридор на землю так и не открылся, а возврат на небо закрыт навсегда. Их обрекли на выжженную бесконечность, без завтра и без вчера. А они прощали. И заступались, темнея и дрожа.
– Обо мне не знали… – облачко потемнело. Я дунул на коричневый сгусток, желая пощекотать. Они не знают, что такое смех, но дуновение доставляет им удовольствие.
– Не знали… Количество алкоголя в организме твоей матери вытравило тебя без остатка. Не оставив ни одного шанса, – я помолчал. Так ещё обиднее, когда лишний бокал вина обошёлся так дорого.
Посмотрел вдаль. Трудная у меня работенка. Болезненная.
– А ты? Чего жмёшься в сторонке, подходи, подходи. Так-так… – я посмотрел пристально. Синее облачко уменьшилось в размерах. Нежная девочка бы выросла, ласковая. Надежда одинокой матери. Может быть, мать и не спилась бы тогда, закончив свои дни на Курском вокзале после того, как ее изнасиловали четыре бомжа одновременно. – Ну не дрожи, не дрожи. Ясно же все. В возрасте, без мужа, от кого понесла – не знает. Побоялась. А жить дальше – не побоялась…
Я потёр усталые глаза. Иногда хотелось их выколоть. И сердце вырвать. Чтоб не видеть и не чувствовать. Иногда хотелось спуститься в мир, взять за шкирку этих людишек и кричать, кричать, пока они не услышат.
Я сверился со списком на сегодня. Не вижу двух. Юленька и Варенька. Так их могли бы назвать. Куда ж подевались? Я оглядел толпу. Нет, точно нет.
А история там интересная. Иногда, когда мне становится совсем невыносимо, я открываю Книги Судеб. Читаю и молюсь, чтобы кто-то до меня не дошёл. Я – хозяин горизонта событий, который больше всего хочет, чтобы гости до него не дошли.
Юленька должна появиться у студентки. У студентки с диагнозом ВИЧ. Дочь родится здоровой. Но врачи убеждают в обратном. Неужели передумала? Да нет, вряд ли… Мать там костьми ляжет, но дочери шанса не даст.
А Варенька – последыш. Второй за сестрой идёт. Да только УЗИ этого не показало. Сюрприз. Вдалеке послышался гомон. Разволновались Неугодные мои. Пойду посмотрю.
О! А вот и Варенька. Я утёр выступившие против воли слезы. Сколько работаю тут, никак не привыкну.
– Ну здравствуй, дорогая моя, здравствуй… – желтое облачко увеличилось и посветлело. Должно быть, это означает радость. Я присмотрелся. И расплылся в улыбке. На сердце потеплело:
– Погоди, счастье мое, погоди, не торопись. Не сюда тебе! Не сюда! – я готов был плясать от радости. – Родили тебя! Родили! Но Бог прибрал, больной бы была. А так – нет, всё по-честному. В рай тебе, душечка, в рай! Идём, я провожу.
