– Нет таких крепостей, – говорит Виташа и смеётся, поглядывая на Шулейкина.
– Не буду я ничего исправлять, потому что я ничего не портил.
Не может всё-таки быть так, чтобы я был прав, а все не правы.
– Не можете – научим, не хотите – заставим, – смеётся Шулейкин.
– Это вы серьёзно?
– Что вы, что вы, – говорит он, уже не улыбаясь, – это же армейская поговорка.
В этом конфликте, наверное, и сгорела, не успев начаться, дружба Булата со Светловым. Светлов ссориться с директором не хотел, повёл себя лицемерно – наедине Булата поддерживал, а в учительской осуждал. Когда я спросил Цыганкову про дружбу Булата с Виталием, та замахала руками:
– Какая дружба! Светлова он вообще сторонился!
После войны хороших и образованных учителей в школе было много. Это были дети «врагов народа», как правило. Все они ещё до приезда Булата уехали из Шамордина. Они, конечно, видели, что собой представляет директор, но не роптали, – темперамент был не такой, да и в их положении лучше было помалкивать… Ну, положение Булата, заметим, было не лучшим, чем у тех учителей, однако он не побоялся вступить в противоборство с самовлюблённым директором, который навязывал свои мнения и взгляды окружающим, не терпя никаких возражений и требуя, чтобы его ценили и уважали.
Николай Михайлович Гудков:
– Отношения с Солохиным у них сразу сложились очень тяжёлые. На собраниях постоянно между ними разгорались схватки.
Директор ходил всегда во френче, в галифе, в сапогах. Очень важный. О его педагогической деятельности рассказывает Анна Борисова, бывшая ученица десятого класса, того самого, где учился младший брат Булата:
– Вообще, плохой он был. Вы знаете, он нам на уроке такие анекдоты рассказывал, начиная с шестого класса! Мы засмеемся, а он: «Тише! По коридору ходят». Курил прямо на уроке, окурки в урну бросал. А один раз за какую-то провинность целую неделю оставлял весь класс после уроков. Сам уходит, а все сидят. На улице уже темно, а многим несколько километров до дому добираться. Придёт снова, его спрашивают ученики: «Когда вы нас уже отпустите?» А он: «На ваш вопрос отвечаю молчанием», – и опять уходит, сапогами начищенными поскрипывает. В конце концов все не выдержали и ушли без разрешения, так он на следующий день опять весь класс оставил после уроков. И так целую неделю. Сидит в учительской или даже идёт домой, поужинает, отдохнёт, придёт: «На ваш вопрос отвечаю молчанием», – и уходит. Вся школа пустая, а мы сидим.
В учительской директор, оказывается, тоже не просто так время терял – свои сердечные дела решал. Один раз ученики так сидели-сидели, ждали его, да и решили потихоньку к учительской подкрасться, послушать, что он там делает. Учительская на втором этаже была, и весь класс, затаив дыхание, на цыпочках по лестнице – и к двери. А за дверью плачущий голос завуча Клавдии Ивановны: «Ты изменил мне, подлец!»
Теперь вышеприведённая цитата обретает несколько новые смысл и краски:
Она смотрит то на меня, то на Шулейкина круглыми коровьими глазами, и полные её губы слегка приоткрыты в томительном ожидании.
И её «коровьи глаза», так обидевшие супругов Кузиных, наверное, были не вообще «коровьи», а лишь в присутствии любимого, директора школы.
Да, Михаил Тихонович был большой охотник до женского полу. При этом жена его, Вера Ивановна, работала тут же, учительницей в начальных классах. Переживала, конечно, но права голоса не имела.
