Булат Окуджава. Вся жизнь – в одной строке - страница 26

Но этого не было и даже быть не могло. Потому, что рассказ хоть и документальный, но описывает два совершенно разных эпизода из жизни автора. Инцидент в ресторане случился не только до знакомства главных героев рассказа, но даже до того, как Булат вообще узнал о существовании какого-то Шамордина.

Родины из Шамордина уехали в 1952 году, через год после Булата. Они уезжали вместе с детским домом, который был переведён в Калугу. Вместо детского дома в Шамордине открыли детский сад, поскольку народу теперь стало много, только в училище механизации 700 человек, и все с семьями, с детьми, все работали. В том же 1952 году в Калуге появился и Булат, успев перед этим совсем недолго поучительствовать в Высокиничах. По свидетельству многих, он и в Калуге иногда приходил к Родиным в гости и, как всегда, – с гитарой.

И даже уже когда Булат в Москву перебрался, Степан Кузьмич, бывая там, обязательно с ним встречался. А однажды, рассказывает Клавдия Петровна Кузькина, приехал Родин из Москвы и говорит: «Галя умерла. – И вздохнул: – Булат, Булат… Всё-таки он виноват в смерти Гали». – «Почему?» – «Слишком много девушек на него вешалось».

Так зачем же потребовалось Булату порочить друга ссорой, которой на самом деле не было? Видимо, затем, что ссора была. Только позже, значительно позже, чем в рассказе. И можно легко предположить, что поводом послужило изменившееся время. Вот ещё цитата из рассказа «Искусство кройки и житья»:

Я так до конца и не мог понять, чем я ему мил. Кроме того, что я кончил университет и был учителем, так же, как и его жена, о чём я уже говорил, видимо, и моё грузинское происхождение, экзотика, что ли, всё это усугубляло, и усики мои, и ещё возможное обстоятельство: дело в том, что это был пятидесятый год, а в те времена везде маячили всевозможные изображения моего усатого соплеменника. Не могу сказать, чтобы я был его особенным почитателем, да и родители мои находились в местах отдалённых, но Сысоев перед генералиссимусом благоговел, как все в те годы, и, может быть, как-то там в туманном своём сознании связывал воедино моё происхождение со своим кумиром.

«Сысоев перед генералиссимусом благоговел». Не здесь ли корень разлада? В 1950 году Окуджава помалкивал на благоговение своего приятеля, но время изменилось, и отношение к Сталину изменилось. Кто-то по-прежнему его боготворил, но другие возненавидели люто. И различного отношения к этому персонажу было вполне достаточно для смертельной ссоры не просто приятелей, но и близких друзей или даже членов одной семьи.

Кроме школьных, были у учителей и другие обязанности. За каждым из них закреплялось по десять семей колхозников, с которыми они должны были вести воспитательную и образовательную работу. Называлось это «десятидворками». Раз в неделю учитель собирал своих подопечных и проводил с ними беседы – на политические, экономические и другие темы. Возле дома, во дворе которого должно было проходить мероприятие, вывешивалось объявление: здесь проходит десятидворка, агитатор такой-то. Крестьяне охотно шли на эти сборища – радио было у немногих, читать умели не все, а здесь они черпали информацию или, точнее, – дезинформацию о событиях в мире и стране. Но им было всё равно, что слушать, им всё было интересно. Особенная активность требовалась от учителей в канун проведения выборов.

А тут как-то, ещё в начале учебного года, Булата попросили прочитать какую-нибудь лекцию колхозникам. Причём не в своём Шамордине, а в одной из близлежащих деревень – Васильевке. Всё-таки университет человек закончил. В выборе темы не ограничивали, но попросили определиться заранее. Ну, он и «выдал» сразу, не задумываясь, что будет рассказывать о частной жизни Пушкина.