Булат Окуджава. Вся жизнь – в одной строке - страница 31



Екатерина Цыганкова:

– А ведь мать-то её сначала не была против их дружбы… А уж потом, когда узнала, что Булат против!..

Виктор Шалвович так и не женился никогда.

Историю про шамординское житьё-бытьё Булата Окуджавы я писал давно, и рассказ о несостоявшемся романе Вити и Вари заканчивался словами: «Может быть, он и сейчас ещё любит Варю…» К сожалению, жизнь иногда вносит свои коррективы в недописанный текст. Тем более, если его так долго писать. В ноябре 2003 года Виктора Шалвовича не стало.

13.

До знакомства с Виктором Шалвовичем я немало слышал про него от людей, знавших его в разные годы, в основном, очень давно. Рассказывали, что он человек с очень сложным характером, нелюдимый и даже со странностями. В последние годы он со всеми раззнакомился, не общался ни с родственниками, ни с друзьями, практически ни с кем. Рассказывали, что нет лучшего способа прекратить с ним отношения, чем заговорить о его знаменитом брате. На эту тему он не только не хотел говорить, но даже слышать имя брата категорически не желал.

Кроме этих рассказов, я ещё помнил стихотворение Булата Шалвовича, написанное им за несколько дней до смерти, в котором были такие строки:

…В тридцать четвёртом родился мой брат,
и жизнь его вслед за моей полетела.
Во всех его бедах я не виноват,
Но он меня проклял… И, может, за дело…

Я несколько раз собирался Виктору Шалвовичу позвонить и наконец решился. Зная, что любое неверно сказанное слово может стать последним в нашем разговоре, я сбивчиво, даже не представившись, рассказал, что меня интересует история его родителей, его семьи, ни намёком не обмолвившись о брате. Он выслушал меня и нехотя согласился встретиться.

…Я подходил к дому, в котором жил Виктор Шалвович, когда из нужного мне подъезда вышел пожилой человек и, повернувшись ко мне спиной, направился к мусорному контейнеру. В руке у него было ведро. И вдруг я остолбенел: теперь, со спины, я явственно увидел, что это не просто какой-то пожилой человек, это идёт Булат Окуджава! Всё было его: и походка, и сутулость, и небрежно сунутая в брючный карман свободная рука! Но так как Булатом Шалвовичем этот человек никак не мог быть (того уже не было в живых), стало совершенно ясно, что от меня удаляется не кто иной, как Виктор Шалвович Окуджава. Я подождал, пока он вернётся к подъезду, и представился. Мы поднялись к нему в квартиру на шестнадцатый этаж. Обстановка в его однокомнатной квартире была аскетическая: тахта, стол, книжные полки, не было даже телевизора.

Как только мы сели, Виктор Шалвович предварил наш разговор маленьким вступлением и высказался примерно в таком ключе, что он готов ответить на интересующие меня вопросы, хотя он и не понимает, кому может быть интересна история простой, ничем не примечательной семьи. Закончил он своё вступление предупреждением, что, если я вдруг, вольно или невольно, упомяну в разговоре имя его брата, разговор на этом будет окончен[29].

Я был готов к этому, у меня была масса вопросов, не касающихся его брата, поэтому мы очень хорошо проговорили с ним около двух часов. Виктор Шалвович оказался умным и интересным собеседником. Мы стали иногда встречаться. Бывал он и у меня дома. Он никогда не говорил, что их развело с братом по жизни, да об этом и не могло быть речи, ведь табу на имени Булата оставалось.

…Вспоминаю, как мы собирались с Виктором Шалвовичем в Шамордино в первый раз. Это было летом 1999 года. Я чувствовал, что Виктору Шалвовичу очень хочется поехать, но он всячески отнекивался, говорил, что всё это напрасно: никого мы там не найдём, никого из учителей уже нет в живых. Но я был настойчив – пусть никого не найдём, просто прогуляемся – и мы поехали.