– До этой ночи я думала, что люблю кошек.
– Это не просто кошка, – сказал дядя Костя. – Это, Оленька, баскервильская кошка. А теперь вообрази, как она не любит нас, незваных гостей, едящих с ее стола, спящих на ее постелях, слоняющихся по ее дому.
– Это ее нисколько не извиняет, – мрачно проговорила великанша и уткнулась в свой бокал.
Мама молча накрывала на стол: расставляла приборы, придвигала ко мне вазу с фруктами, наливала кофе. На ее лице застыло невиданное ранее выражение мстительного удовлетворения. «А вы думали, мне легко было все эти годы?» – читалось в ее глазах.
– Спасибо, Леночка, – сказал дядя Костя, принимая чашку кофе из ее рук. – А теперь не желают ли присутствующие послушать историю простой эхайнской девушки Ольги Антоновны Лескиной?
– Желают! – закричал я.
– Ну что ж… – сказала мама с напускным равнодушием, которое только добавило всем уверенности, что ей тоже интересно.
– Да нет никакой особенной истории, – с ходу объявила тетя Оля. – Я и сама толком ничего не знаю. Все так запутанно… хотя в последнее время кое-что все же прояснилось. В двух словах: в самом начале века моя матушка, Майя Артуровна Лескина, известный в своих кругах химик-теоретик, имела неосторожность сделать эпохальное открытие.
– Какое же? – с интересом спросил дядя Костя.
– А я не знаю! – вдруг хихикнула тетя Оля и сразу сделалась похожа на себя вчерашнюю. – Она мне называла, но там в определении одних нейропептидов упоминается семнадцать штук… разве же я упомню? К тому же, она постоянно делала какие-то открытия, так что и сама уже путается, что и когда. В общем, неважно. А важно то, что ее, юное дарование неполных тридцати лет, нобелевского лауреата… – Мама с легким недоумением и даже неудовольствием вперилась в тетю Олю, словно бы не понимая, как у нобелевского лауреата могло родиться столь ветреное существо. – … пригласили во Вхилугский компендиум выступить с докладом перед известнейшими химиками Галактического Братства. По преимуществу, перед теплокровными гуманоидами, которым эта тематика была действительно любопытна.
– Вот ты, Оленька, по всем статьям теплокровный гуманоид, – задумчиво произнес дядя Костя. – Уж что-что, а этого у тебя не отнимешь. Отчего же тебе-то не любопытно, чем занимается твоя мама?
– Ну вот такая уж я, – сказала тетя Оля. – Вот ты много проявляешь интереса к работе своего отца?
– Н-ну… – замялся дядя Костя.
– Тогда и не перебивай, а то оставлю без истории на завтрак… Мама долго не хотела лететь, она вообще домоседка и не очень-то жалует открытые пространства, но к ней в дом прибыл сам Вольфганг Зее и пояснил, что последний раз такое приглашение поступало земным химикам пятьдесят лет назад и вряд ли поступит в последующие пятьдесят, что это высокая честь… громадная ответственность… престиж земной науки… И мама согласилась. Вхилуг – это…
– Знаю, – сказали одновременно моя мама и дядя Костя.
– А я-то, я – нет! – жалобно взвыл я.
– Это научный центр цивилизации нкианхов, – пояснил дядя Костя. – Что-то вроде очень большого и сумбурного академгородка. Расположен в метрополии, на пятой планете системы Сигма Октанта, которая так и называется – Пятая Планета. Сами нкианхи – рептилоиды, но вполне симпатизируют нам, гуманоидам, и всячески привечают в своих эмпиреях.
– Ну да, – сказала тетя Оля. – И мама окунулась в эти самые эмпиреи, что называется, с головой… Она до сих пор не находит слов, чтобы выразить свои ощущения, и ограничивается примерно таким описанием: «Все было, Уоленька, уочень, уочень и уочень…» И возводит глаза к небу. Все, точка. А что «уочень» – так и не поясняет.
