Бумеранг не возвращается - страница 8

– Беспокойному сенатору я предпочитаю спокойную совесть.

– Стало быть, ваш «Сталинград сегодня» и эта книжка – не рекламный трюк? – спросил Эдмонсон.

– Нет, это объективный репортаж.

– После такого объективного репортажа вы знаете, что вас ожидает за океаном?

– Знаю, – со спокойной улыбкой ответил Роггльс и заказал себе кофе с коньяком и русский пирог с яблоками.

Эдмонсон не был пьян, но, судя по уже почти пустому графину коньяка, можно было предположить, что Джентльмен пера был основательно под градусом. Смешивая очередную порцию коньяка с боржомом – эта смесь напоминала ему виски-соду, – Эдмонсон рассматривал Роггльса. Так знатоки рассматривают произведения искусства, наклонив голову и прищурив глаз. Он даже вынул книжку и, сравнив портрет Роггльса на обложке с оригиналом, не без зависти обронил:

– Черт возьми, вашему фасаду позавидовал бы и сам Морис Подж! Это единственное, чего ему не хватает!

Эдмонсон был прав, лицо Патрика Роггльса бросалось в глаза: у него были темные, отливающие бронзой, слегка вьющиеся волосы, большой, немного покатый лоб, выразительные карие глаза, правильная линия носа, рта и подбородка. Черты его лица создавали ощущение силы и строгой мужской красоты. Он располагал к себе, вызывая ничем непреодолимое доверие.

Пропустив мимо ушей комплимент Эдмонсона, Роггльс спросил его:

– Чем вы думаете, Эдмонсон, удивить читателей вашей газеты?

– Не знаю, Роггльс. Правда, только неделя, как я в России, но еще ни одной строчки не передал в редакцию. Был я в раменском колхозе, смотрел здание университета, автозавод…

– Теперь вам необходимо посмотреть балет «Лебединое озеро» в Большом театре. Кстати, вы это можете сделать сегодня, – с легкой иронией сказал Роггльс.

– По-вашему, это и есть главное? – не почувствовав иронии, спросил Эдмонсон.

– Это символ современной России, если «Марсонвиль бэнк билдинг» или бронзовая группа Марса и Меркурия у пирса Марсонвильской гавани являются символом нашей родины.

– А что же, по-вашему, является символом нашей родины?

– Трущобы Марсонвиля и дворцы пригорода, бараки химического концерна «Фроман», Марсонвиль-авеню, богатство и нищета, высокий уровень производства и низкий уровень потребления.

– Да, вы действительно красный, Роггльс!

– Скорее розовый, – парировал Роггльс и рассмеялся. – Однако я вижу, вы с успехом «Скотч» заменили русским коньяком.

– Здесь нет шотландского виски, к тому же русский коньяк не хуже, – согласился Эдмонсон. – А что, если нам действительно пойти посмотреть балет?

– Могу доставить вам это удовольствие, у меня свободен один билет.

– Я мог бы обойтись, Роггльс, и без вашей любезности…

– Каким образом?

– Купить билеты у перекупщика, переплатить…

– Положительно, Эдмонсон, вам не хватает знания России. Здесь частнокапиталистическая инициатива – преступление, бизнес наказуем законом. Близкий нам по детским рассказам рождественский мальчик, сделавший свой первый бизнес на коробке со спичками, здесь попал бы в лагерь малолетних преступников!

– Холодная, непонятная страна, – проскрипел Эдмонсон, прижимаясь спиной к деревянной обрешетке отопления. – Холодная… – еще раз повторил он и, подтянув портьеру, отгородился ею от окна.

Большой театр в 1950-е годы

Искусно подсвеченные с внутренней стороны колонны Большого театра спокойно и величаво несли на себе портик с квадригой Аполлона. И здесь колючий ветер с мелкой снежной пылью бил прямо в лицо. Казалось, что колесница Аполлона мчится вперед, вздымая снежную пыль.