– Ах, какое «Пино Нуар»! – цокнула языком ассистент профессора, припав пухлыми губами к рюмке, тщетно пытаясь произнести это название с более французским выговором, чем коренной обитатель Иль-де-Франса, – Поразительно! Не дурак был сам Цезарь, заявив, что в нём истина!
«Дура» – подумал Мило, добавив к этому ещё и грязное словцо.
– Разве Цезарь имел в виду именно «Пино Нуар»? – усмехнулся Арчи с невинным видом.
– А как же! Что же ещё мог он иметь в виду?
– Уж не новозеландского ли разлива?
– Ну, знаете ли, профессор, смеяться тут грешно, право. Наше «Пино Нуар» – национальная гордость!
– Название само – иноземное. Технология тоже. Понимаю бы гнали тут брэнди, или пивцо какое, и говорили о национальной гордости. «Олягушатились», – рассмеялся Фоззи. Его американский английский был получше, чем у Мило, так как он, после бакалавра в мюнхенском университете Людвига-Максимильяна, сделал мастера в Калифорнийском университете. По укоренившийся голландской привычке, вошедшей в кровь, Мило несколько настороженно относился к соседу через границу, «живущему в лесах», без особой приязни, памятуя прошлое.
– Всё равно мы круче, чем оззи. Сэра Эдмунда Хиллари у них нет, Эверест покорили мы! – захохотала деланным смехом Моника, – Атомщик Резерфорд из наших краёв. И Рассел Кроу родился здесь, правда, по недоумию, перехал в Австралию. Так что, никакой не оззи он! И Брюс Мак Ларен – наш супергонщик. Так-то!
– Эти оззи – те же фази, – Аллан грубо обыграл созвучие прозвища австралийцев со словом «потаскушка», неприятно хмыкнув.
– Вы, киви, впереди планеты всей, верно, Аллан? – хохотнул Грег Кейси – коллега профессора из Штатов, малоприятный малый лет под тридцать. Он, кажется, закончил Йельский универистет.
– Оззи – славные ребята. Ничего не имею против них, – ответил Аллан.
– Славные. И язык их забавен. Нечто вроде диалекта с элементами староанглийского, – вставил Арчи.
– Они любят чудить со своим языком, – улыбнулся Аллан, – Вожак стаи кенгуру, например, у них называется не иначе, как «Старый трепач».
Несмотря на налёт юмора в каждой фразе, некоторый пиетет по отношению к шефу постоянно чувствовался. Исключением был, пожалуй Сидней – парень-маори, лаборант, который брюзгливо-хамовато говорил обо всём и обо всех.
– Что за чушь вы тут порите, ребята? А чо? Наша Моника знает толк в винах. Не деревенская дурочка какая-нибудь, поди, – бросил Сидней с сальной ухмылкой. А про себя пробормотал: «Пино Нуар»… Сама ты – «Пиня», дура и сучка. Подстилка для босса».
– Что ни говори, ребята, но мы оставили оззи далеко позади по качеству вин, – вставил своё слово местный китаец Дэвид – второе лицо в Лаборатории. Он имел какое-то своё, глубоко китайское имя, но для всех прочих оставался просто Дэйв. Видно, родители Дэйва были не из бедных, поскольку, он закончил, почему-то, Университет Джонса Хопкинса за океаном.
– Отчего же? И у австралийцев есть свои хорошие вина, – возразил Фоззи.
– Ты, Фоззи, сам стал почти оззи в наших краях. Гы! – заржал Сидней молодым жеребцом, упиваясь своей остротой, – Моча у них дешёвая. Весь мир своей дешёвкой завалили.
– Положим, что не только дешёвые вина они производят, – откликнулся серьёзный и часто задумчивый Фоззи Мориц – полная противоположность Сиднею.
– Оззи – они как китайцы. Дешевизной и массовостью берут, – засмеялся Дэйв.
– Вас, китайцев, в Аотеароа уже процентов восемь. Скоро будет восемьдесят, – захохотал Сидней.
