Бунтующий Яппи - страница 49
– А меня? – слабо возмутился Замша. – А я? Ну что такое! Всегда так! – воскликнул он и расстроенно швырнул своё меню на стол.
Мы с Ильёй довольно заржали во всю глотку. Все официанты игнорируют Замшу.
– Смирись с этим, дружище, – хлопает его по плечу Илья, – сейчас девица подаст мне водки, так ты её не отпускай, лови за ноздрю и делай заказ. Господи, ну что у нас за народ? – продолжает он, наваливаясь на стол. – Падкий до всего иностранного! Сколько, блин, у нас по городу японских ресторанов? А узбекских кухонь? А итальянских? А еврейских? А чёрт его знает каких? А русский ресторан в русском городе есть? Хорошо, если есть один или два и всё! А должно быть наоборот, я так считаю.
– Так почему ты не возьмёшь и не откроешь русский ресторан? – спрашиваю я Илью.
– Это же понятно почему, – отвечает он, – денег у меня столько нет.
– Ну-ну, – понимающе усмехаюсь я, расправляясь с очередным суши.
– У русского человека страсти к стяжательству нет, – важно продолжает Илья. – Русский человек иначе совершенно устроен, ему не свойственны ни западный предпринимательский дух, ни жажда власти. В нём на генетическом уровне глубоко сидит понятие о том, что деньги – зло и власть – зло. Благодарю покорнейше, красавица! – Илья поклонился улыбчивой официантке, поставившей перед ним плоское блюдо с пельменями и рюмочку водки. – Да, и любезная, будьте так добры, обслужите, пожалуйста, сего незаметного молодого господина, – указал он на Замшу.
Официантка, рассыпаясь в извинениях, вопросительно посмотрела на Замшу. Тот, хлопая ресницами, объявил, что желает коровий язык с кунжутом и рисом и маленькую рюмочку пшеничной. Девушка тотчас умчалась выполнять заказ.
– Коровий язык! – Илью чуть не вывернуло наизнанку. – Как ты можешь жрать коровий язык?!
– А что тут такого? Ну, коровий язык и что? – не понял Замша.
– Он же был у коровы во рту!
– И что?
– Ну, представь себе вонючий коровий рот, – продолжал Илья.
– Представил. Абсолютно чистый рот.
– Чистый? А там слюни и всякая шняга.
– Ну и что, слюни? Слюни что – грязные, что ли?
– Нет, не грязные.
– Ну вот.
– А что – приятные?
– Да какая разница. Этот язык же потом моют.
– Ну и что, что моют! Корова им, прикинь, всякое говно лижет!
– Да какое говно! Она траву жрёт. Пасётся и жрёт себе чистую траву.
– Думаешь, только траву?
– А что ещё?
– Мало ли что она им себе вылизывает!
– Ну, что она вылизывает?
– Да хоть жопу.
– Как кошка, что ли?
– Ага.
– То есть ты хочешь сказать, что корова, как кошка, садится на землю и начинает языком вылизывать себе жопу?
– Хоть бы и так. А ты потом этот язык жрёшь. С удовольствием.
– Да ты придурок! – обиделся Замша.
– Почему сразу придурок? – заржал Илья, и я вместе с ним. – Ты только представь, как корова это делает.
По Замшиной физиономии было заметно, что он представил, потому что улыбка, кривившая его рот, внезапно сменилась приступом дикого хохота.
– Корова, – хохотал он, – корова сади… садится на землю, как кошка!
– Ага, – смеялся Илья, запрокинув голову, – вытягивает ногу…
– И вылизывает себе… – Замша не мог продолжать. – Вылизывает себе… Не могу. Вылизывает.
– Жопу, – закончил я.
– Жопу, – повторил Илья, сотрясаясь от хохота, и выдавил из себя. – Мы все трое такие, блин, придурки!
– Точно, – согласился Замша.
– Вот, к примеру, – отсмеявшись, обратился ко мне Илья и вновь посерьёзнел, – ты знаешь о том, что русские купцы сначала вообще векселями не пользовались? У них были такие долговые зарубки, которые по сути значили не больше, чем честное слово. Дела у нас всегда велись на доверии! А почему? Да потому что русский человек никогда не хотел никого обмануть и на этом обогатиться. Для русского богатство не было самоцелью. Он добро хотел сделать ближнему. А сейчас посмотри, что с нами сделали эти предпринимательские отношения! Найди попробуй хоть одного человека, который бы думал о благе России. Каждый о себе думает и о том, как бы карман потуже набить, блин! Вот в чём фикус.