– Попейте воды, – я прошу Василий Ивановича сделать несколько глотком. Мягко, без давления, я жду продолжения его рассказа и это работает.
– Я так не хотел, чтобы она летела! – Василий Иванович начинает плакать по-настоящему. Я мысленно ставлю себе плюсик. – Это я не уберег ее!
Я слегка касаюсь его руки.
– Вы же, наверняка, понимаете, что вашей вины в этом нет. Уверена, вы прекрасный отец, – я общаюсь без эмоциональных скачков и нажимов. Мой голос ровный и не громкий. Я не привлекаю лишнего внимания к нам. – Вашей дочери очень повезло, что у нее был такой отец!
– Родители не должны хоронить своих детей! – срывается он на рыдания. Он плачет долго. Я не тороплю его и жду, когда все его эмоции выйдут.
– Да, это правда, – мягко поддерживаю я его. – Но у вас хотя бы осталось ради кого жить, – я переключаю внимание деда на малыша. Который наконец успокоился и уснул у него на руках. – У некоторых людей, которые так же, как и вы, сейчас скорбят, не осталось никого. Но даже им предстоит отпустить эту боль и жить дальше. Посмотрите вокруг.
Василий Иванович оглядывается по сторонам. Он видит сколько людей сейчас страдают. Взрослые мужчины, а рыдают как дети……Он не один такой и, как не странно, от этого становится легче.
– На кого похож ваш внук? – по-прежнему перевожу я тему на связывающее с этой жизнью звено.
– На Наташу, – плачет Василий Иванович. Я улыбаюсь.
– Это прекрасно! – говорю я от всего сердца. – Бог вас любит.
Слезы начинают подкатываться к глазам, но я упрямо не даю им хода.
– Спасибо, дочка, – Василий Иванович трепет меня за руку.
– Вы можете позвонить мне в любое время, как только вам это потребуется, – я пишу свой телефон на листике из блокнота и протягиваю Василию Ивановичу.
Василий Иванович поднимается со своего стула с ребенком на руках и уходит. Я не вижу куда именно он движется. Я выдыхаю. Это было очень трудно. Смена только началась, а я уже эмоционально выпотрошена. Психолог МЧС – невероятно сложная профессия. Для меня они настоящие герои наравне со спасателями. Начинаю смотреть по сторонам. Хабиб одновременно работает с пострадавшими и наблюдает за всеми нами, а именно, как мы справляемся. Он кивает мне, что означает одно – ты справилась. Я поспешно отворачиваюсь.
****
Мне приходится контролировать их всех. Но после того, как пожилой мужчина уходит совсем растроганный, но выплакавшийся от Ульяны, я выдыхаю вместе с ней. Она молодец. Все хорошо. На контроле сейчас минус один. Это очень трудно и следить за всеми и делать свое дело. Передо мной молодая девушка. Она потеряла обоих родителей в этой катастрофе, и я изо всех сил пытаюсь подобрать подходящие слова. Она плачет. Это уже хорошо. Но она такая молодая и, похоже, до сих пор не прошла сепарацию. Предлагаю ей походить в дальнейшем к местному психологу. Говорю, что это ей необходимо и она верит мне. Все идет совсем неплохо. Пока без срывов….И как только я подумал об этом я слышу крики Аллы. Она сидит недалеко от Ульяны. Та моментально подскакивает. Я тоже оказываюсь рядом. Алла плачет. Под глазами у нее растекается тушь. Она так и не умылась, хотя я просил! Эта ситуация действует как шок на собравшихся, и они начинают моментально закрываться от всех нас. В глазах Ульяны понимание происходящего. Она смотрит на меня как на спасательный круг, но моментально берет себя в руки.
– Я возьму, – оповещает она меня и садится на место Аллы. Перед ней женщина, которая в руках держит фотографию своего маленького сына. Я мысленно сочувствую Ульяне.
