Бьянка. Пять дней сентября - страница 17



Совершенно всё в ней было прекрасно. Её волосы словно лились бесконечной золотой волной. И эти струящиеся волосы, и огромные изумрудные глаза, и тоненькая фигурка при высоком росте, всё в Бьянке вызывало удивление. Но одна черта её лица, невиданная и необычная для людского рода, особенно приковывала к ней взгляд – идеальный античный профиль. Эта девушка словно сошла из-под резца Фидия или Праксителя… Будто лучшее их творение обрело жизнь и явилось мне. Время и всё вокруг куда-то отступили. Я смотрел на человеческое совершенство, и сердце моё не билось.

Бьянка же, не взглянув на меня и не проронив ни звука, поставила сигары на столик и вышла. Кто она?.. Откуда взялась?.. Что здесь делает?.. Почему Дирк не удостоил её ни капелькой внимания?.. В мою душу вкралось недоумение.

– Иван, выбирайте сигару…

Голос Дирка спустил меня с небес. В футляре, большом лакированном коробе, были два ящика поменьше.

– Здесь кубинские сигары. А это голландские. Выбирайте. Знаете, все смеются над голландцами, курящими яванский табак, но мы привыкли к нему с детства. Мой отец был простым рабочим, плотником. Судовым плотником, как царь Петер. Отец курил морскую глиняную трубку с вонючим яванским табаком. Он говорил, что ждёт дня, когда увидит меня не с трубкой, а с яванской сигарой в зубах. Слова отца я запомнил на всю жизнь.

– Я возьму яванскую, Дирк. Ни разу не пробовал… Боже, какой мерзкий запах. Это из обезьяньего помёта?

– Вроде того. Будьте осторожны, Иван. С непривычки может стошнить. Макните кончик в коньяк.

Мы закурили и откинулись на спинки, положив ноги на столик. Дирк смотрел поверх меня, переводя взгляд с одной афиши на другую. Перед моими глазами во всю стену раскинулось панно. В медленных сизых клубах едкого вонючего дыма море словно ожило, размеренно колышась в ритме извивавшейся певицы.

Дирк встал.

– Вы любите итальянскую музыку?

– Да, Дирк, очень. Обожаю Беллини за изысканную мелодичность. Он моя услада.

– Беллини? Никогда не слышал, – отозвался Дирк. – Извините, новичками совсем не интересуюсь.

– Беллини написал «Норму».

– Нет, не слышал такую канцону. Наверное, что-то совсем новое. Я поставлю своё любимое.

Дирк достал диск и вставил его в проигрыватель. Из колонок баюкающе запела итальянка.

– Нравится? Настоящая канцона. Словно поёт само сердце, распахнутое миру. Это старомодная песня… Настоящая классика…

– Я совсем не знаю эту музыку, Дирк. Надо послушать, чтобы понять её прелесть.

– Я вам дам пластинки.

– У меня нет здесь проигрывателя.

– Тогда дам кассеты… Вы не засыпаете под канцону? Может, сейчас перекусим и займёмся делом?

– Пожалуй, да.

– Бьянка! – закричал Дирк.

Бьянка вошла со скатертью в руках, молча расстелила её на столике и также молча вышла. Через мгновение она появилась с тарелками и столовыми приборами, затем начала вносить и расставлять еду. Когда Бьянка наклонялась, в разрезе платья виднелась молодая немятая грудь. Наконец, она принесла салфетки. Я протянул руку, чтобы взять себе, но Бьянка развернула салфетку и накрыла ею мои колени, после чего молча вышла.

– Какая интересная и загадочная девушка, Дирк. Кто она? Она немая?

– Не обращайте на неё внимания, Иван. Вас ждут итальянские яства.

Сказав это, Дирк поднял крышку самого большого чугунка, обдавшего нас облаком пахучего пара.

– Спагетти по-милански… Здесь тёртые сыры. Пармезан, маасдам и так далее. Попробуйте всё… Это приправы. Это знаменитая «карбонара». Вот оливковое масло… Оригинальный сицилийский разлив… А здесь подливка со специями. Это кастрюля с устрицами. Вы любите устрицы?