– Зачем?
Этьен посмотрел на Мишеля.
– Я слышал де Голля и не утратил чести офицера.
– А что вы скажете на предложение взорвать склад?
Этьен на мгновение потерял дар речи и недоверчиво посмотрел на своего хоть и бывшего, но коллегу. Вот так, средь бела дня ему предлагали участвовать в теракте!
– Вы безумец?
– Отчасти, но это не ответ.
– Смахивает на провокацию.
– Тогда вот что: будьте сегодня в кафе напротив Лувра. Там любят собираться офицеры люфтваффе. В семь вечера, и не опаздывайте!
В этот вечер произошло очередное нападение. Нападавшие стреляли, каждый с двух рук, их было трое. Ни один из них не промахнулся. Стреляли как в тире, без нервозности. Все были с платками на лице, лишь когда уходили, один снял платок и улыбнулся оцепеневшему Этьену. Это был Мишель…
Что самое интересное, никто, кроме немецких лётчиков, не пострадал. Это было визитной карточкой группы Мишеля.
– Для начала мы будем истреблять немецких военных: в знак устрашения тем, кто с ними сотрудничает. Потом дойдёт очередь и до их пособников…
Спустя десять минут после нападения появились полиция и гестапо, а ещё через пятнадцать – Мишель с блокнотом в руках и фотоаппаратом на шее. Это и поразило Этьена больше всего.
Мишель деловито, не спеша ходил среди полицейских, то и дело щёлкал фотоаппаратом и записывал что-то в блокнот. Место преступления и близлежащие улицы были оцеплены полицией.
В связи с участившимися нападениями на немецких военных на места преступлений выезжал начальник парижского гестапо – штурмбанфюрер СС Курт Лишка, до этого занимавший пост главы гестапо Кёльна. С ноября 1940 года его перевели в Париж, где совместно с штандартенфюрером Гельмутом Кнохеном Лишка проводил насильственную депортацию евреев в концентрационные лагеря.
Штурмбанфюрер стоял посреди кафе и, слушая доклад подчинённого, смотрел на место преступления. Он закипал: вот уже три месяца в Париже убивали солдат вермахта и нападали на отделения фельджандармерии! Нападения совершались и на склады с оружием и припасами. Но и этого мало: на местах злодеяний находили возмутительного и крамольного содержания листовки!
А он никак не мог напасть на след бандитов. Его взор остановился на Мишеле.
– Я не понял, – рявкнул он так, что зазвенели рюмки, – что здесь делает этот проныра?!
Мишель, не теряя присутствия духа, продолжал что-то писать в блокнот. Это вывело из себя начальника гестапо:
– Дьявол раздери, да выкиньте эту шваль вон отсюда!
Мишель оторвал глаза от блокнота:
– Простите? Подобное даже фюрер себе насчёт меня не позволял.
Лишка удивлённо воззрился на Мишеля и долго вглядывался в его лицо. После продолжительного молчания произнёс:
– Ах да, вы же тот доброволец-репортёр и герой. Припоминаю. Теперь вы тут?
– Как видите, господин штурмбанфюрер.
– А зовите меня просто Курт. Мы ведь с вами, так сказать, единомышленники.
– Знаете, я ведь не состою в национал-социалистической партии.
– Поверьте, месье Контане, – это дало понять Мишелю, что его действительно вспомнили, – что не обязательно иметь членскую книжечку в кармане, чтобы быть патриотом Фатерлянда. Вы содействовали его величию на поле брани и спасли наших танкистов от неминуемой гибели. С вашими талантами вы могли бы сделать карьеру в гестапо или в рядах вермахта…
– Но я иностранец.
– Что-нибудь придумаем. Вы прирождённый военный!
– Я казак.
– Простите?
– В далёком двадцатом году я покидал Крым с войсками барона Врангеля, находясь в рядах казаков Барабовича. Мне пришлось поскитаться от Дона и Новороссийска до Севастополя и Лемноса.
