Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия - страница 3

21 декабря 1952 года, почти через год после отъезда деда Гриши, вся страна праздновала 75-летие товарища Сталина. Я любил товарища Сталина. Его доброе лицо улыбалось мне сквозь усы с плакатов со всех сторон. Каждый день по дороге в группу Рашель Исаковны мы проходили мимо красного здания с колоннами, в котором располагался Музей подарков Сталину, где были выставлены подарки, которые Вождь получал со всего света. Однажды я уговорил бабушку зайти внутрь. Перед глазами предстали несметные сокровища – экзотические сабли, ружья, коврики с вышитыми золотом революционными сюжетами и портреты самого товарища Сталина: вот он молодой революционер, окруженный соратниками, вот – стоит в одиночестве на вершине горы, напряженно вглядываясь в бескрайние просторы, вот – на поле боя в окружении своих храбрых военачальников, а здесь – снова один, склонившись над картой в Кремле, с трубкой в руке. Но самым впечатляющим экспонатом был сияющий никелем «Роллс-Ройс» за красной лентой – подарок британских пролетариев.

– Товарищ Сталин – очень скромный человек, – объяснил экскурсовод. – Каждый день он получает подарки со всего света, и все их отдает в наш музей. Мы планируем открыть специальный отдел ко дню его рождения.

Мне не терпелось вернуться домой, где я побежал к шкафу, в котором хранились мои собственные сокровища, и выбрал самое ценное – коробку, усыпанную ракушками, которую папа и мама привезли мне из отпуска на Черном море. В коробке под стеклянной крышкой лежал сказочный лакированный краб.

– Что это? – удивилась бабушка, когда я поставил краба на кухонный стол перед ней.

– Это товарищу Сталину подарок на день рождения, – объяснил я.

На мгновение бабушка задумалась: «Давай обсудим это с твоим отцом», – сказала она.

В тот вечер родители и бабушка провели совещание за закрытыми дверями, после чего мы с мамой завернули краба в почтовую бумагу и написали адрес: «Москва, Кремль, товарищу Сталину (на день рождения)».

– Завтра утром отвезу это в Кремль и сдам в регистратуру, – сказал папа.

– А можно я с тобой? – попросил я.

– Детей в Кремль не пускают, – отрезал папа. – Марш в кровать!

Вскоре после отсылки краба тревожные события всколыхнули мое в целом безоблачное существование; в течение одного дня я сделал два поразительных открытия: во-первых, я узнал о существовании евреев, а через несколько часов – что сам принадлежу к этому таинственному племени. Между первой и второй новостью я был яростным антисемитом.

О евреях я узнал от Толика, который рассказал мне, что госбезопасность поймала группу шпионов, переодетых врачами, которые планировали отравить товарища Сталина. Заговорщики назывались евреями. Дедушка Толика сказал, что их повесят на Красной площади.

В этот день взрослые во дворе только и обсуждали новость о «деле врачей»[3], повторяя официальное сообщение, звучавшее загадочно и очень страшно: «… Дегенераты рода человеческого, осквернившие священное знамя науки…». Я живо представил себе зеленолицых дегенератов с налитыми кровью глазами и длинными кривыми носами – такими обыкновенно изображали врагов на плакатах агитпропа, – как они топчут священное знамя, а потом пробираются в Кремль с ядовитым зельем для товарища Сталина в своих цепких когтях. За евреями на плакатах маячила ужасная рептилия с надписью «ЦРУ» на чешуйчатом туловище.

В тот вечер за ужином я радостно сообщил всем, что товарищу Сталину ничего не угрожает, а евреев повесят на Красной площади. Мое объявление было встречено мертвой тишиной. После ужина папа повел меня в спальню. Он сказал мне, что евреи – это не тайная группа заговорщиков, а народ, такой же, как русские, китайцы или татары.