Он теперь становился моим научным руководителем. Но у меня не получилось с ним нормального взаимопонимания. В.Л.Свидский через год стал директором института. Но ни я, ни мой научный руководитель не горели желанием последующего сотрудничества. Хотя делать карьеру в лаборатории у директора института – это был бы сильный ход.
Если уж я ушел от первого Свидского, то и от второго я тоже ушел. С легкой душой и большими надеждами я поехал через всю страну во Владивосток в Институт биологии моря. Поехал не один, а с Борисом – другом по аспирантуре.
Одно название этого института завораживало – оно звучало, как сказка. Институт биологии моря принял в свои ряды нас с Борисом. Мы застали момент бурного развития института. Приезжало много новых сотрудников, чаще в душе романтиков, жаждущих интересной работы. Мы с энтузиазмом включились в круговерть институтской жизни.
В нашем институте карьерные возможности были довольно большими, но и работы по изучению морской живности непочатый край. Несколько неординарных и ищущих коллег предложили нам участвовать в организации новой морской экспедиционной станции в бухте Витязь. Мы с Борисом с удовольствием включились в эту почти авантюру, потому что пока-то в этой бухте располагались остатки военно-морской базы. Наша жизнь стала чрезвычайно активной и очень интересной.
Жили мы в общежитии, где в двухкомнатной квартире насчитывалось тридцать жильцов. К счастью, большая часть прописанных там держалась подальше от дирекции института и обреталась на разных экспедиционных станциях от Магадана и Камчатки до Находки и Сахалина. Месяц-другой мы покрутились в котле общежитской жизни и быстро поняли, что в самом институте ни жить, ни работать просто негде – нет места в физическом смысле.
До постройки станции в бухте «Витязь» мы перебрались на остров Попова, на нашу институтскую морскую экспедиционную станцию – МЭС. Там тоже строили, ловили морских обитателей, изучали водолазное дело, получали права на звание капитана маломерного судна, делали обязательные прививки от энцефалита. Да и просто обживались на Дальнем Востоке с его красотами, экзотикой, традициями и необыкновенными людьми. Ни о какой карьере даже речи не шло, да и в помыслах такого не было.
И вдруг, находясь в командировке на конференции в Москве, узнал, что меня назначили замдиректора института! Надо признать, что наш директор института А. В. Жирмунский любил кадровые перестановки в соответствии со своими желаниями и симпатиями, а не для пользы дела.
И тут я попал под раздачу, хотя не прилагал никаких усилий. Подозреваю, что причиной или пружиной такого поворота событий стало мое удачное толкование какого-то латинского выражения в нужное время и в соответствующей компании. Тогда на каком-то совещании в составе нашего завлабораторией Л. Е. Пинчука, А. В. Жирмунского и еще нескольких человек я неосторожно проявил излишнюю начитанность. Так, случайно свершился первый шаг в моей карьере на Дальнем Востоке.
За три года аспирантуры в ФиБе и работы в Институте биологии моря я понимал, что замдиректора института – важная фигура, почти ладья, если применять шахматную терминологию и диспозицию. У него и зарплата выше, да и возможности открываются большие.
Так, мне сразу удалось получить комнату в общежитии. Правда, далеко от Академгородка – в районе бухты Тихой.
Зато это было свое жилье. Хотя в этой бухте затишье бывало редко, так как постоянные туманы сопровождались ревом «туманного гонга». Но все недочеты снимались, потому что мы молоды, а сон наш был соответствующим – молодецким. Сейчас кажется странным, что всем крепко спалось под звуки-стоны этого гонителя кораблей от опасных скал. Особенно хорошо спалось после разнообразных культурных мероприятий в Клубе интересных тем – в КИТе, в веселых компаниях знакомых и друзей.
