На партпосту удавалось даже изредка делать добрые поступки. Так, если требовалась виза для характеристики перед поездкой за границу, то со стороны партбюро не было возражений для хорошего сотрудника.
Время от времени появлялись письма с осуждением тех или иных маргиналов (с точки зрения ЦК КПСС). Такие письма я не подписывал, находя уважительную причину. Тут к месту была необходимость отбыть на МЭС.
Не стал я подписывать и отрицательную характеристику Софьи Х. Она собралась эмигрировать на историческую родину и воссоединиться со своим братом. В те годы для получения такой визы нужна была характеристика с места работы. Естественно, наши отзывы были хорошими – как научный сотрудник она, как все – работает…, принимает…, участвует… Я ее, естественно, подписал, не задумываясь, да и над чем тут раздумывать.
Уже через полчаса мне позвонили из крайкома КПСС и гневно попросили прибыть для серьезного, безотлагательного разговора. Стало быть, просят предстать для выволочки. Ехал в крайком почти час, а вот как характеристика, не устраивающая их, там оказалась за полчаса – это загадка. Пытались мне «выкрутить руки», в смысле, заставить переделать характеристику, чтобы там обязательно указывались недостатки сотрудницы. Я уперся, сотрудник «компетентных органов» настаивал, но я не сдался. Так и разошлись ни с чем. Зато больше меня не стали избирать в партбюро. На том и карьера пошла под откос, и скоро я стал свободен, как птица.
После этих событий заметно изменилось отношение ко мне у директора института. Он, видимо, внес меня в списки лиц с подпорченной репутацией. Кроме того, я стал сотрудничать с неакадемическим Институтом ТИНРО, в смысле, участвовал в научной теме по изучению поведения крабов. Такой поступок в глазах Жирмунского почему-то считался почти проступком. Я стал подумывать о том, чтобы перебраться жить и работать в Ленинград.
К счастью, весной 1977 года я неожиданно получил интересное предложение поработать в ФИНе в Ленинграде. Собрал вещи, упаковал их в контейнер и совсем было отправил его в Ленинград, да случилась весьма знаменательная неувязка.
По вине невнимательного шофера мой контейнер перевернулся и встал вверх тормашками под низким железнодорожным мостом. В тот миг я подумал, что, возможно, начинается совсем новый этап жизни, а все мои прежние карьерные наработки не могут пригодиться. Так и получилось.
Итак, я прибыл в Ленинград. Почти год проработал с по интересной теме с замечательным ученым и человеком М.М.Щербой.
Примерно через год прознал об исследовательской группе в Пединституте, где работали мои однокурсники из Университета. Они меня и пригласили туда работать. Мы стали научными сотрудниками кафедры анатомии и физиологии на договорной основе, то есть временно, а изучали нервные механизмы работы клешни рака.
Проблема заключалась в том, что военным хотелось создать подводного робота, способного найти в затонувшем корабле «черные ящики», снять их и поднять на поверхность.
Я понимал, что такая хотя и интересная, но все-таки ненадежная работа не может продолжаться долго. Но задержался я там почти на десять лет. Был доволен сложившимися отношениями в группе и интересными результатами работы.
Моя партийность и тут обошлась мне дорого – попал в партбюро факультета. Едва отбился от очередной скучной карьеры, но это небольшое партийное поручение помогло мне впоследствии попасть в доценты. Между тем, отдельные фигуры из партбюро иногда далеко шагали, вовремя делая удачные ходы.
